Йордан Йовков - Если бы они могли говорить

— Эх, Василена, заждался я тебя, — молвил Захари. Он обернулся к двери, дождался, пока Василена вошла в комнату, и добавил: — Все трудишься. Не следует тебе так много работать, не хочу, чтобы ты работала.

Василена ничего не ответила. Такой уж у нее характер: порой ее не переговоришь, а бывает пройдет мимо человека — слова не вымолвит. В это время снаружи кто-то позвал Галунку, и она вышла.

Неожиданно для Захари Василена встала перед ним и сказала, весело улыбаясь:

— Говоришь, чтоб не работала я… А кто ж станет работать?

— Есть для этого люди. Слуги будут работать, я буду. Ты знаешь, приходили тут двое, спрашивали, не сдам ли я поместье внаем. Вроде как слух прошел, что я собираюсь его в аренду дать. Да нет, говорю, я сам в нем работать стану.

— Да на что ты байки рассказываешь?.. — засмеялась Василена. — Это ты-то станешь работать? Да разве ж ты можешь. Только и знаешь, что врать.

— Кто? Я? Это я-то вру?!

— Ты, а кто же. Вот говоришь, что женишься на мне. А как ты можешь жениться, если женка твоя жива?

Несмотря на хмель, Захари смешался:

— Кто-я? То есть как?.. А, ну да… Только я это… я совсем иное имел в виду. Я хотел сказать, что мир, как колесо, — все вертится, вертится. Неизвестно, кто завтра будет здравствовать, а кто отправится к праотцам. Вот тогда, как знать, может так случиться, что — все ведь возможно.

— Ну вот, опять завел, — поморщилась Василена.

— Да нет, Василена, ты послушай. Иди сюда, сядь рядом, вот здесь. Слушай, что я тебе скажу…

Он наклонился к ее уху и что-то зашептал. Василена скрестила на груди сильные руки и слушала, улыбаясь. Черные глаза ее весело искрились.

Когда Галунка вернулась (ее вызывали к Севастице), Василена и Захари все еще стояли у окна и оживленно беседовали. Свечерело. Небо еще светлело, но внизу уже сгустилась темнота; с поля вместе с влагой доносился дурманящий запах луговых трав. Слышался многоголосый хор цикад. В небе зажглись первые звезды. Все было точь-в-точь, как и в другой вечер. Аисты в саду пощелкали клювами и тоже затихли. Не было только одного: из темноты, где сейчас мерцает одинокий огонек светлячка, не слышалось звуков гармони, вслед за которыми в проеме окна показывалось улыбающееся лицо жестянщика Велико. Так было раньше. Но в последнее время Велико редко наведывался в поместье.

Дни шли за днями. Однажды Галунка не выдержала и набросилась на Василену.

— Неуж ты веришь тому, что тебе нашептывает Захари? Да это же все барская блажь! Дитя несмышленое — и то не поверит его болтовне!

Черные глаза Василены разом потемнели.

— Оставьте меня в покое! — так и вскинулась она. — Разве я вмешиваюсь в ваши дела? Вот и вы не лезьте в мои!..

Как-то раз — какая огромная желтая луна сияла в тот вечер на небосклоне! — на дороге из Сарнено послышались звуки гармони. Мелодия звучала сначала тихо, глухо, потом набрала силу, стала звонкой и ясной — и вдруг оборвалась. Послышались мужские голоса, возня, чья-то ругань. Слуги со всех ног бросились к месту происшествия. Быстро разнесся слух, что поймали вора — и к сараю привели Велико. Позвали Захари.

Велико стал объяснять, что у него не было никаких дурных намерений, дескать, пришел он, чтоб увидеть Василену… Что в этом такого, не в первый же раз. Велико недоумевал, почему его обыскали и отобрали гармонь.

— А зачем тогда тебе этот нож? И револьвер? — допытывался Захари. — И не один, а целых два коробка спичек. Поместье думал поджечь? Или меня убить? Негодяй! Разбойник! Ты у меня еще попляшешь! Погоди, вот как вызову околоточного, он тебе покажет!..

И неожиданно для всех Захари хлестнул Велико по лицу плеткой, которую держал в руках.

— Зачем бьешь, бай Захари! — вспыхнул Велико и бросился к Захари, но слуги удержали его. Из рассеченной брови потекла тоненькая струйка крови.

Василена стояла в сторонке как-то отчужденно, холодно, наблюдая за всем происходящим, потом повернулась и равнодушно пошла прочь. Жестянщик опустил голову и тут же поклялся вслух, что ноги его больше не будет в этом поместье. Захари сразу приказал его отпустить. Велико вернули гармонь, но револьвер не отдали, — и отпустили с миром.

После этого случая ничего не изменилось в отношениях Василены и Захари. Севастице Захари объяснил, что из-за участившихся краж (а где-то произошло даже убийство) не только он, но и хозяева других поместий в округе, запретили чужим людям беспокоить их по ночам. К тому же он якобы слышал, что Велико грозился расправиться с ним, с Захарием.