— И все же — что, несомненно, делает честь нашему мистеру Бредли из Филадельфии — он не всех немцев считает извергами. Это уже кое-что значит. Черт возьми! После всех этих мерзостей не слишком-то приятно быть немцем. И поэтому, между прочим, прав не «Старик», а Штрайт.
— В чем? — спросила она шепотом.
— В том, что необходимо убедить мир: «Немец — это не значит убийца». Нет, Штрайт это формулирует иначе. Остроумнее. «Это не обязательно значит убийца». — Вальтер засмеялся и повторил: — Не обязательно.
С Лизой опять творилось что-то неладное. Лицо ее побледнело, губы дрожали, веки нервно дергались. Несколько секунд она боролась с собой.
— Вальтер… Ты можешь свои споры с Бредли вести не в моем присутствии?
— Но, Лизхен…
— Не могу я их слушать. Просто не в состоянии. Ты говорил, что путешествие будет отдыхом, удовольствием…
— Ты права, — помолчав, ответил он виновато. — Ясно…
К радости обоих, появился Бредли, еще издали показывая бутылку — должно быть, редкостную добычу. Это был моложавый мужчина мальчишеского склада, ставшего теперь модным благодаря американским фильмам. У этого «мальчишки» были совсем седые виски, глубокие складки в углах рта и детская улыбка.
— Специально для вас, фрау Кречмер, — сказал он на ломаном немецком языке. — Вы только взгляните… Я раздобыл ее не без труда.
Он наполнил рюмки.
— Вы разрешите мне выпить за наше путешествие и более близкое знакомство?
Лиза улыбнулась.
— Нам будет очень приятно.
— И за доктора Штрайта, который нас познакомил. Теперь я вижу, что он хороший стратег.
— С доктором Штрайтом, — сказал Вальтер, — мы почти друзья.
— Наверно, все же не такие, как мы с ним, — засмеялся Бредли. — У нас с ним дружба особая. Он для меня останется навсегда первым, моим первым с той стороны, точно так же, как я для него — первым с этой стороны. Но ваша жена не знает, в чем дело. Так вот, я познакомился с доктором Штрайтом, когда, взломав ворота Дахау…
— Простите, — улыбаясь, прервал его Вальтер, — моя жена не входит в число тех людей, с которыми «можно говорить обо всем».
Бредли смутился.
— У нее… слишком слабые нервы, — добавил Вальтер.
— О, очень жаль, что вы меня не предупредили! Я бы никогда не позволил себе… По сути дела, фрау Кречмер совершенно права. Здесь не место, да и не время для таких воспоминаний. Кроме того, мне следовало догадаться, что вас вообще не могут интересовать эти мрачные истории. Войну вы, наверно, плохо помните, ведь вы тогда были еще ребенком…
Воцарилось неловкое молчание. Лиза бросила что-то вроде «ничего, ничего», смущенно добавила еще несколько слов, замолчала и выжидающе посмотрела на Вальтера. Тот, однако, не торопился откликнуться на ее немую мольбу и спокойно, не чувствуя, казалось бы, неловкости положения, закуривал сигарету, которую протянул ему Бредли. В это время в соседнем зале снова заиграл оркестр. Это было чрезвычайно кстати. Через открытую дверь видны были танцующие пары. Можно было проявить к ним интерес, пусть даже притворный, и таким образом преодолеть неловкость. И все трое, ухватившись за эту возможность, быстро, как-то даже слишком быстро, повернулись в сторону зала.
— Странная компания, — заметил Вальтер, указывая на группу, сидевшую неподалеку от оркестра, вокруг сдвинутых столиков, как на совещании.
— Это какая-то международная организация участников второй мировой войны, — пояснил Бредли.
— Любопытный состав… Даже пастор есть.
— Причем немецкий пастор, если хотите знать, — улыбнулся Бредли. — Они едут в Америку на одну из антивоенных конференций.
Он кому-то поклонился.
— Вы знакомы с кем-нибудь из них? — спросила Лиза.
— Нет, просто вон та дама едет в каюте номер сорок пять, мы с ней соседи. Встречаемся в коридоре.
— Ведь это… — начал было Вальтер, но, взглянув на жену, осекся. — У нее странные глаза. Она смотрит как будто… сквозь тебя.
Рука у Лизы дрогнула. Немного вина пролилось на скатерть.
В эту минуту незнакомка наклонилась к своему соседу. Тот кивнул и, подойдя к дирижеру, что-то шепнул ему. Многозначительная, чуть лукавая улыбка, с какою дирижер слушал говорившего, обещала нечто пикантное, какой-то маленький сюрприз. Разговоры в зале умолкли, и в тишину ворвалась вбселая песенка:
Нет, не нужны мне миллионы,
Без денег можно жизнь прошить,
Хотел бы быть всегда влюбленным,
И петь и пить, и петь и пить,
И петь и пить!
— Остряки, — улыбнулся Вальтер. — Нашли «боевик». Это, наверно, из какой-нибудь старинной оперетты. Ты не помнишь, Лизхен?
Читать дальше