Прободх Саньял: Куклы

Шанти молчит. Сколько жестокого в мире и как мало в нем сострадания! Живое существо искалечено на всю жизнь, а он говорит об этом без тени жалости!

На глазах у Шанти выступили слезы. В эту минуту она сама очень страдала. Увы! Таков удел всех, у кого доброе сердце: глядя на чужое страдание, они и сами страдают. Шанти никогда не будет счастлива.

— То ли еще бывает в жизни! — сказал Бадри. — На такие пустяки, как случай с этой собакой, никто и внимания не обращает. Бывает пострашнее! Если бы мы — все те, кому надо думать, как добыть кусок хлеба, — каждого жалели, о каждом бы плакали, для нас самих не осталось бы места на свете!

Шанти отерла слезы кончиком шали. Бадри собирался сказать больше, объяснить подробнее, но замолк на полуслове: перед ними стоял дядя Шанти.

— Сейчас придет наш поезд, — проговорил он, беря девочку за руку. — Ступай и скорее переоденься. Да разбуди Сохана Сингха.

Шанти повиновалась. Она вернулась в зал ожидания и принялась расталкивать спящего мужа. Он тотчас же проснулся. После этого она достала чистую одежду и куда-то исчезла с ней. Теперь она уже стыдилась своих недавних слез. И, наверно, думала она, этот мальчишка сейчас над ней смеется…

— Так, значит, ты опять пытался подсунуть свой товар моей племяннице? Ах, ты мошенник! — Дядя был рассержен.

— Я бедный человек, сардар-джи [6] Сардар-джи — здесь: почтительное обращение. Сардар — буквально начальник. , — отвечал разносчик, — этим я зарабатываю себе на кусок хлеба.

Он взял свой лоток и отошел. Слова этого черствого человека сразу напомнили ему об огромной пропасти, разделявшей его и Шанти. И каким жалким, каким ничтожным он себя теперь почувствовал!

Уже начинался рассвет, когда они — двое мужчин и девочка — снова показались на платформе. Бадри смотрел на них издали. Вид Шанти поразил его. Она переоделась, и теперь на ней были алые бархатные шаровары с золотой обшивкой, туника из тассора и голубая шаль; на ногах туфли с золотыми пряжками. Она огляделась по сторонам, словно кого-то искала. Не Бадри ли? Но она его не заметила. Да и стоило ли его замечать? Между ними пропасть. Краткая дружба с этой богатой нарядной девочкой представляется теперь Бадри чем-то странным, почти невероятным. Неужели в действительности, а не во сне они совсем недавно сидели рядом, рассказывали один другому о себе и им было так хорошо вместе? Какая дерзость! Пастух осмелился подружиться с принцессой! Кто этому поверит? Так бывает только в сказках…

Бадри медленно перешел по деревянному мостику над железнодорожными путями на другую сторону. У противоположной платформы еще стоял поезд из Калькутты. Бадри пошел вдоль вагонов, предлагая свой товар. Никто не откликнулся, да ему сейчас особенно и не хотелось, чтобы нашелся покупатель. Он вдруг ощутил смертельную усталость и глубокое отвращение к своей работе. Неужели и завтра, и еще много-много дней ему придется вот так ходить под окнами вагонов, греметь своей погремушкой и предлагать товар? Нет, он не выдержит, это слишком ужасно…

Когда поезд тронулся и вскоре исчез в предрассветном сумраке, Бадри в бессилии опустился на платформу. Он так устал! Если бы лечь здесь же на платформе и уснуть хотя бы на несколько минут, ему, наверно, стало бы легче…

В это время к другой платформе, к той, где дожидались двое мужчин и девочка, подошел пассажирский поезд. Он останавливался на этой станции всего на несколько минут.

Вставай, Бадри! Превозмоги свою усталость! Ведь она сейчас уедет, и ты больше никогда ее не увидишь. Спеши! Бадри быстро побежал по мостику назад, чтобы спуститься на противоположную платформу. В спешке он уронил лоток, и его драгоценный товар рассыпался. Пока он подбирал рассыпанное и вновь раскладывал на лотке, прозвонил колокол к отправке. У него оставались считанные мгновения.

Не успел он сделать и нескольких шагов, как его остановил какой-то господин, пожелавший купить пачку сигарет. К сигаретам потребовались и спички.

— Прошу вас, бабу [7] Бабу — господин, форма почтительного обращения. ! Заплатите мне поскорее…

— Подождешь, приятель, не велика птица!

Господин не спеша открыл пачку, вынул сигарету, чиркнул спичкой и, только сделав первую затяжку, спросил:

— Сколько?

— Тринадцать пайс.

— Все продают эти сигареты за одиннадцать пайс. Я заплачу тебе три анны.

— Хорошо.

Покупатель все с той же медлительностью достал из кармана бумажную рупию. Видимо, ему нужно было ее разменять. Бадри, чтобы набрать сдачу, пришлось вытащить из кошелька почти всю имевшуюся у него мелочь. Одна из монет в четыре анны показалась покупателю фальшивой, и он потребовал вместо нее четыре по одной анне.