Джон Фаулз - Мантисса

Майлз Грин открывает глаза и устремляет взор вверх — на церебральный купол потолка. Думая — если говорить правду и пытаться сохранить хотя бы малую толику подобия мужской психологии — вовсе не о юной греческой богине, покоящейся сейчас в его объятьях, вечно прекрасной, страстной, дарящей и принимающей дар, но о том, что, если попробовать осуществить немыслимое и описать этот потолок из нависающих над ними сереньких грудок, ради точности описания потребовалось бы употребить весьма редкое слово «мосарабский» [101] Мосарабы — арабизировавшиеся христиане Пиренейского полуострова, жившие на захваченной арабами в VIII в. территории и воспринявшие их язык и культуру. Многие мосарабы находились на службе у мусульманских правителей. ; это в свою очередь уводит его мысль в Альгамбру [102] Альгамбра — мавританская крепость-дворец, последний оплот мусульманских правителей Гранады. Построен близ города Гранада между 1248 и 1354 гг. Прекраснейший образец мавританской архитектуры. , а оттуда — к исламу, он целует волосы лежащей рядом с ним гурии.

— Дорогая, прекрасно сделано. Было очень интересно.

Она целует его в плечо:

— Мне тоже, дорогой.

— Пока еще не самый интересный вариант, но все же…

Она снова целует его в плечо.

— Тут есть определенные возможности.

— Сегодня ты просто превзошла себя в некоторых эпизодах.

— Так ведь и ты тоже, милый.

— Правда?

— Этот твой новый смэш слева… чтобы гонорары мне выплачивать.

— Просто рефлекс.

— Это было прелестно. — Она целует его в плечо. — Я была в восхищении. Могла бы прикончить тебя на месте.

Он улыбается, не сводя глаз с потолка, и привлекает ее к себе чуть ближе:

— Умненкая-разумненькая доктор Дельфи.

— Умненький-разумненький Майлз Грин.

— Идея была твоя.

— Но без тебя мне ее было никак не осуществить. Всю жизнь ждала кого-нибудь вроде тебя.

Он целует ее в волосы.

— Мне так ярко помнится тот вечер. Когда ты впервые появилась.

— Правда, милый?

— Я сидел, стучал на той идиотской пишущей машинке.

— Вычеркивая по девять слов из каждых десяти.

— Застряв на той чертовой героине.

— Дорогой, просто она ведь была не я. А я была жестокой, чтобы сделать доброе дело.

Он поглаживает ее по спине.

— И вдруг смотрю — ты ! Во плоти! Сидишь себе на краешке моего стола.

— А ты чуть со стула не свалился от удивления.

— А кто бы удержался?! Когда такое ослепительное создание вдруг возникает ниоткуда. И заявляет, что явилась сделать мне предложение.

Она приподнимается на локте и сверху вниз усмехается ему:

— На что ты отвечаешь: «Какого черта! Что это такое вы о себе вообразили?»

— Я был несколько ошарашен.

— А когда я тебе все объяснила, ты сказал: «Не говорите ерунды, я вас в жизни не видел». — Она склоняется к нему и легонько касается губами его носа. — Ты такой был смешной!

— Да я и вправду не мог этому поверить. Пока ты не сказала, что тебе до смерти надоело прятаться за спинами всех выдуманных женщин. Вот тогда я и начал понимать, что мы работаем на одной волне.

— Потому что тебе самому до смерти надоело их выдумывать.

Он улыбается ей — снизу вверх:

— Ты по-прежнему здорово это делаешь. Невероятно убедительно.

— Ведь это от всего сердца.

Он целует ей запястье.

— Так чудесно — наконец обрести кого-то, кто понимает.

Она с притворной застенчивостью опускает взор долу:

— Дорогой, ну кто же, как не я?

— Как надоедает писать… а еще больше — публиковать написанное!

Она нежно улыбается ему и задает наводящий вопрос:

— И следовательно…

— Вот если бы мы могли отыскать совершенно невозможный…

— Не поддающийся написанию…

— Не поддающийся окончанию…

— Не поддающийся воображению…

— Но поддающийся бесконечным исправлениям…

— Текст без слов…

— Тогда наконец-то мы оба могли бы стать самими собой!