Марк Твен - Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.

Теперь, когда мы были в безопасности, я начал путано излагать ей свою искреннюю признательность на немыслимом немецком языке, как вдруг мы узнали друг друга: я уже встречался с нашей благодетельницей в Аллерхейлигене. Две недели не изменили ее доброго лица, да и сердце у нее, по–видимому, было все то же, но сегодняшний ее туалет был очень уж несхож с тем, в котором я тогда ее видел и в котором она выгуливала тридцать с лишком миль в день по Шварцвальду, — не мудрено, что я не сразу ее узнал. Правда, и на мне был мой лучший фрак, но меня–то узнал бы всякий, кто хоть раз слышал мой немецкий язык. Она позвала своего брата и сестру, и благодаря их стараниям вечер сошел для нас вполне благополучно.

И что же, много месяцев спустя, еду я по улицам Мюнхена на извозчичьих дрожках в обществе одной немки, и она мне говорит:

— Вот принц Людвиг с супругой — видите, прогуливаются.

Вся улица отвешивала им поклоны — от извозчиков до малых детей, и они отвечали на каждый поклон, стараясь никого не обидеть; как вдруг какая–то молодая женщина остановилась перед ними и сделала глубокий книксен.

— Очевидно, одна из статс–дам, — сказала моя приятельница немка.

— Что ж, она достойна этой чести, — сказал я. — Я знаю ее. Я не знаю ее имени, но ее–то я хорошо знаю. Я встречался с ней в Аллерхейлигене и в Баден–Бадене. Ей бы императрицей быть, если уж на то пошло, хотя, может, она всего–навсего герцогиня. Но так уж водится на белом свете.

Обратитесь к немцу с учтивым вопросом, и вы получите такой же учтивый ответ. Остановите прохожего на улице и попросите указать вам дорогу, и будьте уверены, он не выкажет ни малейшего недовольства. Если место это нелегко найти, десять шансов против одного, что прохожий бросит свои дела и сам вас проводит. В Лондоне тоже не раз бывало, что совершенно чужие люди провожали меня несколько кварталов, чтобы указать дорогу.

В такой вежливости есть что–то настоящее. Нередко в Германии лавочники, когда я не находил у них нужного товара, посылали со мной служителя с наказом отвести меня туда, где этот товар продается.

В Неккарштейнахе. — Дильсбергский замок. — Е крепостных стенах. — Самобытный уголок. — Древний колодец. — Легенда Дильсбергского замка. — Я сменяю рулевого. — Плот терпит крушение.

Но я отвлекся от плота. Мы своевременно причалили в Неккарштейнахе и сразу же отправились в гостиницу, где заказали на обед форель. Приготовить ее должны были к нашему возвращению из двухчасовой прогулки в деревню и замок Дильсберг, расположенные в одной миле от города, на том берегу. Это не означает, что за два часа мы рассчитывали пройти только две мили, отнюдь нет: это время мы намеревались посвятить осмотру Дильсберга.

Ибо Дильсберг своеобразное место. Он и расположен своеобразно и красиво. Представьте себе великолепную реку у ваших ног; представьте себе ковер ярко–зеленой травы на другом берегу; представьте себе внезапно встающий холм — не постепенно поднимающиеся отлогие склоны, а своего рода холм–сюрприз, холм от двухсот пятидесяти до трехсот футов высотой, круглый, как кубок, и конусовидный, как опрокинутый кубок, с тем же примерно соотношением между диаметром и высотой, как у глубокого, без обмана, кубка, холм сплошь одетый зеленым кустарником, — этакий статный, пригожий холм, неожиданно возникающий среди плоского однообразия окрестной зеленой равнины, видный с речных излучин, а на макушке у него едва достало места для шапки затейливой архитектуры — целое столпотворение башен, шпилей и крыш, стиснутых и зажатых в безупречно круглый опоясок крепостной стены.

По эту сторону стены вы на всем холме не найдете ни одного дома, ни даже воспоминания о доме; все строения стеснились за оградой крепостных стен, и там уже не сыскать местечка для нового строения. Это действительно законченный городок, законченный еще в незапамятные времена. Между крепостной стеной и первым кольцом домов нет ни малейшего промежутка — какое там — собственно, крепостная стена и представляет собой заднюю степу первого кольца домов, тогда как их крыши, чуть возвышаясь над стеной, образуют своего рода застрехи. Однообразное нагромождение крыш приятно нарушают господствующие надо всем башни разрушенного замка и стройные шпили церквей, так что Дильсберг напоминает издали не столько шапку, сколько королевский венец. Высокий зеленый богатырь в своей нахлобученной на брови короне являет собой действительно необыкновенную картину в свете заходящего солнца.