Марк Твен - Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.

Чикаго — годовое число смертей на тысячу человек населения — 16; Филадельфия — 18; Сент–Луис — 18; Сан–Франциско—19; Нью–Йорк (американский Дублин) — 23.

А посмотрите, как подскочат цифры, едва мы перейдем к трансатлантическому списку:

Париж — 27; Глазго — 27; Лондон — 28; Вена — 28; Аугсбург — 28; Брауншвейг — 28; Кенигсберг — 2!); Кельи — 29; Дрезден — 29; Гамбург — 29; Берлин — 30: Бомбей — 30; Варшава — 31; Бреславль — 31; Одесса — 32; Мюнхен — 33; Страсбург — 33; Пешт — 35; Кассель — 35; Лиссабон — 36; Ливерпуль—36; Прага — 37; Мадрас — 36; Бухарест — 39; Санкт– Петербург — 40; Триест — 40; Александрия (Египет)—43; Дублин — 48; Калькутта — 55.

Эдинбург на одном уровне с Нью–Йорком — 23; во всем списке не найдется города, который по условиям жизни превосходил бы Нью–Йорк, исключая Франкфурт–на–Майне (20). Нo и Франкфурт уступает Чикаго, Сан–Франциско, Сент–Луису и Филадельфии.

Я не удивился бы, если б точная перепись, проведенная во всем мире, показала, что смертность в Америке в два раза ниже, чем в других странах.

Я враг всякой инсинуации, но все же, по моему разумению, приведенные здесь статистические данные указывают на то, что население Европы втихомолку пьет эту мерзкую воду.

Мы вскарабкались на морену с противоположной стороны ледника, а потом проползли около сотни ярдов по ее острому гребню, каждую минуту рискуя сорваться и упасть на ледник. Лететь пришлось бы каких–нибудь сто футов, но они прикончили бы меня так же верно, как тысяча, поэтому я соответственно и оценивал эту высоту и был от души рад, когда прошел весь путь до конца. Морена представляет собой позицию, которую крайне неудобно брать штурмом. Издали она напоминает бесконечно длинную могильную насыпь из тончайшего песка, аккуратно выложенную и приглаженную; но вблизи она оказывается нагромождением валунов всех размеров, от булыжника с человеческую голову и до глыбы величиной с дом.

Вскоре мы достигли места, именуемого «Mauvais Pas» или, если перевести с чувством, «Убийственная тропа». Эта сумасшедшая дорожка лепится по обрыву на высоте в сорок — пятьдесят футов, причем единственной опорой путнику служат железные перила. Я продвигался медленно, осторожно, со стесненной душой и кое–как дополз до середины. Здесь я немножко воспрянул, — но тут же пал духом: мне навстречу шел боров — длинноносый мужлан, обросший щетиной, — он уставил на меня свое рыло и недоуменно раздувал ноздри. Не правда ли, какое удовольствие встретиться в Швейцарии на прогулке с боровом! Как это экзотично и романтично! Об этом стоило бы написать поэму. Боров не мог повернуть назад, даже если бы обнаруживал к этому склонность. Было бы глупо отстаивать свое достоинство на тропинке, где и стоять не так– то просто, да мы и не пытались его отстаивать. За нами следовало еще человек двадцать — тридцать туристов обоего пола; и все мы безропотно повернули назад, а боров поплелся за нами. Противное животное нисколько не смутилось тем, что произошло, с ним это случалось не впервой.

До ресторана «Chateau» [25] * Сэр Джордж Янг с братьями Джеймсом и Альбертом. на макушке утеса мы добрались в четыре пополудни. Здесь мы нашли целую фабрику сувениров с обширным, разнообразным и дешевым ассортиментом. Я купил очередной разрезальный нож — на память — и поручил выжечь на моем альпенштоке названия Монблана, «Mauvais Pas» и прочих мест, после чего мы спустились в долину и пошли домой, не связавшись веревкой. Здесь это можно себе позволить — долина шириной в пять миль и совершенно ровная.

В гостиницу мы вернулись около девяти, и на следующее утро выехали дилижансом в Женеву, устроившись наверху, под пестрым тентом. Сколько мне помнится, нас было там человек двадцать с лишним. Дилижанс такой высокий, что взбираться наверх пришлось по приставной лестнице. Огромный экипаж был битком набит и внутри и снаружи. Одновременно с нами отошли еще пять дилижансов, все переполненные. Мы заказали места дня за два и уплатили по установленной таксе — пять долларов за место; другие пассажиры поступили умнее: доверившись Бедекеру, они предпочли ждать до последней минуты, и кое–кому удалось получить место за доллар или за два. Бедекер прекрасно осведомлен насчет порядков в компаниях, владеющих гостиницами, железными дорогами и дилижансами, и говорит о них всю правду. Он верный друг путешественника.

Впервые увидели мы Монблан во всем его великолепии, только отъехав от него на много миль; величественно устремленный в небо, белый, холодный, торжественный, он словно пригнетает к земле весь прочий мир, который по сравнению с ним кажется маленьким и вульгарным, дешевым и пошлым.