Шмуэль Йосеф Агнон - Иной облик

— Холодно тебе? — спросил Гартман тревожно.

— Мне кажется, что приближаются люди.

— Нет здесь никого, — сказал Гартман, — хотя…

— В жизни не встречала такого долговязого, посмотри, пожалуйста, — сказала Тони.

Человек, появившийся с лестницей в руках, влез на нее и зажег фонарь. Тони зажмурилась и перевела дыхание.

Гартман спросил:

— Ты ничего не хотела сказать?

Опустив глаза, Тони ответила:

— Я ничего не сказала.

Гартман улыбнулся:

— Гляди-ка, дивные дела, мне-то показалось, что ты хотела сказать что-то.

Лицо Тони зарумянилось:

— Я хотела что-то сказать? — произнесла она, взглянула на свою тень и умолкла.

Улыбнулся Гартман:

— Раз так, значит, ты ничего не хотела сказать. А я-то думал, что хотела…

Тони молчала, продолжая идти рядом с Михаэлем. Появились две тени, голова одной двигалась рядом с головой Тони, а голова другой — рядом с головой Гартмана, пока они не разглядели двоих — парня и девушку. Весь воздух пропитался их затаенным вожделением. Гартман посмотрел на них, а они — на него. Тони опустила голову и взглянула на обручальное кольцо на своем пальце.

Вскоре они подошли к саду, огороженному с трех сторон. Его ворота были распахнуты, справа от них светил фонарь, и еще маленькие фонари, грушевидные и в форме яблока, висели на деревьях сада. Взглянув на вывеску, Гартман сказал:

— Я не ошибся, тут харчевня. Здесь найдется для нас что-нибудь поесть.

Он взял Тони под руку, и они вошли. Толстая девица с мощными формами разместилась на нижней ступени лестницы, ведущей в дом, и резала овощи. Поздоровавшись с ними, она расправила подол, натянув его на колени. У Гартмана мелькнула догадка: «Она рыжая и веснушчатая. Хотя мне и не видно в темноте, я ощущаю это». Тони кивнула. Он посмотрел на нее удивленно: «Неужели Тони почувствовала, о чем я думаю?»

Он взял из ее рук зонтик, положил его на стул и, пристроив сверху свою шляпу, сказал:

— Сядем в саду. Но не предпочтешь ли ты поесть в комнате?

— Нет, будем есть в саду, — ответила Тони.

Подошел кельнер и вытер стол. Расстелил на нем скатерть и протянул им меню. Принес стакан с водой, поставил в него цветы и стал ждать, пока гости выберут кушанья. Гартман увидел, что большинство блюд, указанных в меню, вычеркнуто. Проворчал сквозь зубы:

— Что, всё уже съели?

Кельнер заглянул через плечо Гартмана и сказал:

— Сейчас же несу другие.

— Портите впечатление от вашей кухни, — произнес Гартман.

Кельнер склонился и объяснил:

— Вычеркнутые блюда съели, мы приготовили другие, но не успели их вписать.

— Пусть так, — заметил Гартман, — порадуемся, что нам предстоит отведать новых блюд.

— Ваша радость — наша радость, — сказал кельнер. — Хлеб черный или белый?

— Для загородной трапезы лучше черный, — промолвила Тони.

Кельнер обратился к Гартману:

— А какое вино прикажете подать?

— Вино! — откликнулся Гартман весело, как человек, довольный тем, что такая благодать еще не перевелась на земле. Ознакомившись с перечнем вин, он сделал выбор.

— Мы счастливцы, — обратился Михаэль к Тони. — Полагали, что найдем самую малость, а нашли так много.

Тони лизнула языком морщинку у верхней губы — то ли от голода, то ли оттого, что не нашлась, что ответить. Вернулся кельнер и принес то, что они заказали. Михаэль и Тони принялись за еду. Тони было стыдно, что она много ест, но стыд не уменьшил ее аппетита. Картошка, шпинат и яйца, мясо с овощами, вообще все, что принес кельнер, было приготовлено превосходно. Тони сидела и ела в свое удовольствие. Звезды небесные отражались в соусе, а с ветки на дереве доносился голос птицы. Морщинки на лице Тони разгладились, она похорошела. Гартман положил на колени салфетку и прислушался к голосу птицы.

Девица, повстречавшаяся им при входе, прошла мимо них. По пути она поглядывала на гостей, как на давних знакомых. Гартман посмотрел на нее и сказал:

— А разве не говорил я, что она рыжая и веснушчатая, хотя и вправду не мог разглядеть ее веснушки?

Тони подняла стакан с полевой гвоздикой, посмотрела на нее и вдохнула ее аромат. С того времени, как она научилась различать цветы, она любит полевую гвоздику за скромность и красоту. Ее посадила она на могиле матери. Эти полевые гвоздики, непритязательные, не ищущие хорошей земли, с благодарностью смотрят на нее оттуда.

Снова прошла та девица, неся в руках корзину, полную слив. Влага на сливах, дозревавших в хранилище, издавала запах чрезмерно сладкий.