Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

А Джимми-старший с восхищением наблюдал за сыном. Каков сорванец, а! Чтобы мальчишка в таком возрасте — всего каких-нибудь два года и три месяца — мог так носиться по комнате! Или наделать столько шума! Как вот сейчас, например, когда, попытавшись сократить себе путь, он с размаху налетел на плиту. Лиззи бросилась его поднимать, прижала к своей полной груди, ласково приговаривая что-то по-чешски. А Джимми-старший, не понимавший ни слова, воспользовался суматохой и, схватив пиджак и кепку, помчался в оперный театр. Он испытывал необычайный прилив энергии. Дело, видите ли, в том, что стоит социалисту взглянуть на своегосына или даже просто подумать о нем, и он с удвоенным пылом готов снова взяться за пропаганду. Хоть бы скорее изменился мир, чтобы наши малыши были избавлены от всех страданий и унижений, которые выпали на долю их родителей!

— Товарищ Хиггинс, нет ли у вас молотка?

Чтобы не спускаться с лесенки, товарищ Шнейдер преспокойно стоял наверху и, держа в руках кумачовое полотнище, ждал, пока ему подадут молоток. Но не успел Джимми подняться с молотком по лесенке, как с другого конца сцены женский голос крикнул:

— Товарищ Хиггинс, что — прислали уже знамя ССМЛ? [1] Союза социалистической молодежи Лисвилла.

А в глубине зала товарищ Рапинский, необычайно полный мужчина, прогудел своим баском:

— Товарищ Хиггинс, вы не принесете еще один стол для литературы?

А товарищ Мэри Аллен крикнула из ложи второго яруса:

— Товарищ Хиггинс, раз уж вы внизу... не забудьте позвонить по телефону — проверьте, знает ли комиссия по встрече насчет изменения в расписании поездов.

И так целый день. Джимми метался по огромному залу, весь красный, вспотевший; лето было в самом разгаре, и ни малейшего дуновения не проникало в окна лисвиллского оперного театра. Наверху же, куда приходилось взбираться по лестнице, чтобы прикрепить полотнище кумача, казалось, можно было свариться заживо. Но раз надо, значит надо: и полотнище прибить, и повесить над сценой большое красное знамя, и знамя Союза имени Карла Маркса, и знамя ССМЛ, и знамя местного отделения № 4717 профсоюза механиков, и знамя профсоюза плотников района № 529, и знамя рабочего кооперативного общества. А так как товарищ Хиггинс никогда не оспаривал права кого бы то ни было давать ему поручения и выполнял их с неизменно добродушной улыбкой, то на него привыкли взваливать всякую скучную и неприятную работу.

Сегодня же хлопот у него было даже больше, чем всегда, потому что вся организация была взбудоражена, словно муравейник, который разворошили лопатой. Даже самые ревностные ее члены и те, забыв про работу, собирались кучками и обсуждали новости, полученные по телеграфу из-за океана и опубликованные в утренней газете. Джимми Хиггинсу хотелось послушать, о чем это все толкуют; но ведь кому-то же надо работать! На устройство митинга пришлось занять целых триста долларов, и он должен во что бы то ни стало получиться на славу, даже если половина человечества сошла вдруг с ума! И Джимми лазил и лазил по лестницам, развешивая полотнища кумача.

Когда наступило время завтрака и члены комиссии по оформлению стали расходиться, кто-то вдруг вспомнил, что должен приехать извозчик — привезти литературу. Что, если он приедет, а никого не будет на месте? Пусть-ка товарищ Хиггинс останется и подождет, а они тем временем позавтракают. Нашелся и благовидный предлог: Джимми ведь член литературной комиссии. Джимми вообще был членом всех комиссий, где требовалась тяжелая, утомительная работа: и комиссии по раздаче листовок о митинге, и комиссии по связи с профсоюзами и продаже билетов, и комиссии, ведавшей сбором денег во время митинга. Он не состоял только в тех комиссиях, участие в которых было почетно и интересно, как, например, в комиссии по встрече кандидата на вокзале и препровождению его к оперному театру. Да Джимми никогда и в голову не приходило, что он может претендовать на такую честь: он ведь невежественный малый, простой рабочий, невзрачный, худой, со скверными зубами и руками, огрубевшими от работы. У него ни манер, ни талантов, а в комиссию по встрече входят адвокат, преуспевающий доктор и секретарь профсоюза ковровщиков — все люди хорошо одетые, образованные, знающие, как надо разговаривать с кандидатом.

Итак, Джимми остался ждать и, когда приехал извозчик, распаковал книги и брошюры, разложил их аккуратно стопками по столам, а те, что покрасивей, разместил на стендах. Товарищ Мейбл Смит, председательница литературной комиссии, вернувшись, похвалила его работу.