Эптон Синклер: Джимми Хиггинс

Благодаря этому приспособлению Перкинс подслушал рыдания Джимми и его разговоры с самим собой и якобы с другими людьми, каким-то Клубникой и каким-тэ Неистовым Биллом. Джимми спрашивал их, приходилось ли им когда-нибудь испытывать подобные страдания, ч стоит ли так мучиться, и правда ли, что это поможет революции? Перкинс обрадовался, что подслушал важны.; сведения, и поспешил доложить лейтенанту Ганнету, в результате чего были запрошены все американские части, но солдат под кличками «Клубника» и «Неистовый Билл» нигде не оказалось. Волей судеб Неистовый Билл укрылся в таком месте, куда не в состоянии проникнуть даже армейская контрразведка, а Клубника Каррсн как раз в это время стоял перед судом в Калифорнии вместе с другими ирмовцами, претерпевая те же муки, что и Джимми Хиггинс в Архангельске.

У сержанта Перкинса было значительное преимущество в борьбе с Джимми Хиггинсом. Он видел жалкое состояние души арестанта, в то время как его душа была скрыта от Джимми, а по правде говоря, Перкинс тоже страдал — страдал от гнева, к которому примешивалась изрядная доля страха. И что это за дьявольские идеи, которые могут сделать маленького, ничтожного рабочего сильнее всех властей? И как помешать этим идеям распространяться и подрывать устои удобного, хорошо налаженного мира, где Перкинс собирался вскоре получить повышение в чине? Назавтра после суда над Джимми Хиггинсом, несмотря на строжайшую тайну, в которой он проходил, армейские власти с удивлением обнаружили расклеенные тут и там на видных местах прокламации на английском языке такого содержания:

«Американские солдаты! Знаете ли вы, что один ваш сержант подвергается в настоящее время пыткам и приговорен к двадцати годам тюремного заключения за то, что пытался рассказать вам, как большевики ведут пропаганду против германского кайзера?

Известны ли вам действительные причины пребывания здесь ваших войск? Согласны ли вы сложить свои головы за то, чтобы навязать русскому народу ваши идеи о системе государственного управления? Согласны ли вы, чтобы ваших товарищей подвергали пыткам за то, что они хотели сказать вам, для чего вы здесь?!»

Разумеется, американские «пончики», прочитав прокламацию, пожелали узнать, правда ли то, что в ней написано. И вскоре все заговорили о том, что это правда. Те, у кого сохранилась листовка, которую раздавал Джимми, нашли теперь заинтересованных читателей, и вскоре все солдаты знали ее содержание. Пошли споры, правильно ли использовать американские войска для удушения социальных революций в чужих странах? Эта тема поднималась и на заседаниях конгресса в самой Америке. Сенаторы делали запросы правительству о том, какое оно имело право посылать войска в чужую страну, которой не была объявлена война; другие сенаторы требовали немедленного отзыва оттуда армии. Эти сведения тоже дошли до солдат и еще больше усилили брожение. Не такое уж это приятное место — Архангельск, особенно с приходом зимы; поневоле заворчишь, а тут еще представился отличный повод ворчать!

Командование этой экспедиции все время ощущало в своей деятельности одну серьезную помеху, с какой никогда не сталкивалась, пожалуй, ни одна армия на свете. Верховный главнокомандующий [37] Президент США — он же главнокомандующий во время войны. , который определял ее политический курс и пытался задавать общий этический тон, то и дело выступал в конгрессе с мятежными поджигательными речами, бросал неожиданные фразы. Все было словно рассчитано на то, чтобы возбуждать в умах солдат опасные мысли, расшатывать дисциплину и деморализовать армию. Президент Вильсон обратился с посланием к одному политическому съезду, заявив, что американские рабочие живут в «экономическом рабстве»; он неоднократно указывал также, что каждый народ имеет право определять свою судьбу и форму государственного управления без иностранного вмешательства. Л в то же время его армия старалась теперь надеть узду на этих русских, которые взбунтовались против «экономического рабства» в своей собственной стране!

Понимаете, армия — это машина, созданная для ведения войны; человек, идущий служить в армию и участвующий в ее делах, очень скоро обретает ее тон, тон безмерного презрения ко всем политическим деятелям, особенно к тем из них, которые произносят речи и пишут письма, то есть к «идеалистам», «мечтателям» и «теоретикам», не понимающим, что мужское дело—это драться в боях и побеждать. Все офицеры старой армии, воспитанники Вест-Пойнта, были выращены в традициях классового господства идо мозга костей пропитаны сознанием, что они являются особой кастой, что-де сам господь бог велел прочим смертным быть у них в подчинении; что же касалось новых офицерских кадров, то подавляющее большинство их происходило из зажиточных семейств и относилось неодобрительно к ораторству и писанию писем по поводу прав человека. У них не вызвал никакого энтузиазма тот факт, что «идеалист» главнокомандующий назначил военным министром пацифиста. Они не стеснялись выражать вслух свое недовольство, и когда этот самый военный министр издал приказ о гуманном обращении с сознательно уклоняющимися от военной службы, основанный на сентиментальности и голой теории, военная машина взяла на себя смелость истолковать этот приказ по-своему и выбросить из него ненужную чепуху. И, разумеется, чем дальше территориально вы находились от ведомства этого министра-миротворца, тем больше выбрасывалось ненужной чепухи, что, собственно, и создало явление, так сильно поразившее беднягу Джимми Хиггинса: политика, изложенная искренними гуманистами и либералами в Вашингтоне, в Архангельске проводилась в жизнь бывшим сыщиком, воспитанным на коррупции и жестокости.