Эптон Синклер - Столица

Но, как ни ужасны и ни грязны были источники, из которых возникли все эти состояния, они были не грязнее и не ужасней тех удовольствий, на которые тратились. Миссис Виви Паттон намекала Монтэгю на некий клуб «Декамерон», члены которого, собираясь друг у друга, соревновались в выдумывании непристойных историй; а Стрэскона рассказывал ему про кружок утонченных леди и джентльменов, которые устраивали изысканные вечера и, нарядившись в старинные костюмы, изображали прославившихся своей порочностью исторических лиц, воспроизводя придворные забавы и оргии минувших эпох. Много слухов ходило о «ночах Клеопатры» на борту яхт в Нью-Порте. На Уолл-стрите все знали одного профессионального биржевого игрока, который в прежние времена владел приисками на Западе; когда его бывшие клиенты приезжали в Нью-Йорк, он нанимал вместительный автобус и, прихватив ящики с шампанским и нескольких' проституток, ночи напролет гонялся как угорелый по окрестностям города. Сейчас этот человек квартировал в шикарнейшем отеле города; в его апартаментах происходили состязания в боксе на приз, петушиные бои и пробуждающие кровожадные инстинкты безобразные потасовки, участники которых, лягая друг друга, старались содрать у противника кожу с голени; иногда он затевал так называемое «королевское побоище»: к потолку подвешивали бриллиантовую булавку для галстука, и полдюжины негров, без всяких ограничительных правил борьбы, вступали в ожесточенную драку между собой за этот соблазнительный приз.

Но, как бы добросовестно мы ни описывали нравы столицы, читатель не получит о них полного понятия, если хотя бы отчасти не представит себе ту степень распространения, какую получили в обществе новоизобретенные отвратительные виды порока. Не будет преувеличением сказать, что среди состоятельных классов самые гнусные его формы свирепствовали, как поветрие. Десять лет назад от них гадливо отворачивались даже убежденные развратники, а теперь последняя проститутка принимала их как неизбежное условие своего ремесла. Не было такой ступени общества, на которую бы они не проникли,— высшие государственные деятели отдавали им дань, они заправляли судьбой состояний и событиями общественной жизни. В Вашингтоне был аккредитован посол, незаконная дочь которого усердно обучала людей высшего света изощренным приемам разврата до тех пор, пока не разразился такой скандал, что посла пришлось отозвать. Некоторые извращения были столь пагубны по своим последствиям, что здоровье их жертв разрушалось очень быстро, и врачи, научившиеся распознавать симптомы, с ужасом обнаруживали их появление в кругу своих друзей.

Из Нью-Йорка — центра благосостояния и культуры страны — порок распространялся до самых отдаленных ее уголков. Его заносили совершавшие турне театральные труппы и коммивояжеры, а приезжие коммерсанты и туристы приобщались к нему на месте. Торговцы-разносчики продавали порнографические открытки и книжки, производство и импорт которых превратились теперь в своего рода промышленность; каталоги этих изданий печатались за границей на английском языке, и содержание их было таково, что буквально мороз подирал по коже. Выходили дешевые еженедельники — с годовой подпиской в десять центов,— их со двора бросали в окна горничным, а невообразимо развращающие французские романы в желтых обложках предназначались для хозяйки дома. Любопытная и характерная для нравов общества подробность: в поездах, соединявших столицу с некоей церковной общиной, посещавшейся ультрафешенебельной публикой, мальчишки-газетчики весьма бойко торговали такого рода литературой; и когда пастор сей великосветской церкви сбежал с одной девицей из «общества», вину за этот казус епископ публично возложил на своих прихожан, отнеся ее за счет их безнравственности!

Теоретически было принято считать, что существуют два мира, строго отграниченных друг от друга. И два рода женщин: одни — которыми поиграют и бросят их, и другие— которых охраняют и уважают. Проститутки и содержанки, разумеется, существуют, на приличные люди о них не говорят и не имеют к ним никакого отношения. Однако Монтэгю припомнил по этому случаю поговорку про цепь, один конец которой держит раба, а другой находится в руке хозяина, и он не сомневался, что когда-нибудь Тендерлойн отомстит Пятой авеню. И дело не только в том, что богатые мужчины заражают своих жен и детей дурными болезнями, но и в том, что они прививают им идеалы и приемы полусвета.