Пастор быстро отвернулся.
— Ничего, где-нибудь достанете.
Но, заметив, что Аболиене вовсе не торопится уходить, будто ждет чего-то, живо сообразил:
— Ага, нам, вероятно, опять нужны деньги?
— Да, господин пастор. Теперь без денег ничего не получишь.
— И не надо, милейшая Аболиене. Мы за все заплатим. Ради бога, не берите ничего даром.
— Об этом и думать нечего, господин пастор. Здесь вам никто ничего запросто не даст. Хорошо бы за деньги-то достать…
Пастор выдвинул ящик стола. Там лежали сегодняшние поступления — немного больше тысячи. Достал пятерку, но, видя, что Аболиене не спешит уходить, подал ей вторую и поднялся с раздосадованным видом.
— Ну теперь, думаю, хватит. Довольно с них.
Не слушая ее, он поспешил выйти.
Вся выгоревшая и полуразрушенная половина дома оставалась в том же виде. Дорожку перед входом расчистили как попало, приходилось шагать прямо по битому кирпичу, известке, углям и еще огибать рухнувшую стену столовой. Вместо порога привалили большой камень, не потрудились даже ступеньки сделать.
Сердито вытирая о траву лаковые ботинки, пастор Зандерсон оглянулся. Большой каменный дом стоял как привидение. Закопченные стены, зияющие неровные проемы окон и дверей — неровные оттого, что бывшие арендаторы и нынешние новохозяева разбирали кирпичи для своих нужд. Небольшая часть дома была наскоро прикрыта пологой крышей из горбылей, над ней торчала железная труба. Там и обитали теперь пастор и Аболы. Из трубы густо валил серый дым.
Пастор подошел к глинобитному хлевушку. Постройку эту тоже предоставили ему, восстановить ее нетрудно… Крыша, потолок целы… А вот дверные навески выломаны. Последний гвоздик вытащили, последнюю железку подобрали…
Пастор почувствовал приступ сухого кашля — уже в третий или четвертый раз сегодня. Он отвернулся, окинул взглядом двор с жалкими следами зелени и все, что осталось от огибающей его аллеи. Вокруг клена, на котором зеленел один лишь сук, метался привязанный теленок Рудзита.
Мальчишки с криками гоняли по аллее обручи. Из домика арендаторов — ныне новохозяев — вышли разряженные Ян Абрик и Мила Рудзит. Он — в сером френче, брюках галифе и обмотках. Она — в белой блузке с короткими рукавами, в короткой юбочке, белых чулках и туфлях. Ветер отдувал подол, и из-под него бесстыдно выглядывала нижняя юбка. Они шли, о чем-то разговаривая, и умолкли на мгновение, лишь когда поравнялись с пастором. Ян Абрик поздоровался с ним, небрежно дотронувшись рукой до козырька фуражки. Мила Рудзит посмотрела на пастора долгим взглядом, и ему показалось, будто в глазах ее мелькнула насмешка. Перебраниваясь с мальчишками, они пошли по аллее. Видимо, на спевку. Сегодня культурное общество устраивало гулянье.
Проходя двором, пастор старался не смотреть и все же видел постройки новохозяев. Стоило только пройти мимо, и взгляд сам направлялся в ту сторону, как ни противно было на душе. Новая, лишь в прошлом году покрытая дранкой крыша, три красных трубы. Шесть окон, на одном из них занавески. Это окно Рудзита. За занавеской фикус и какие-то цветы. Новохозяева…
За хлевом он увидел Зельгиса, который только что подъехал на фуре к стогу клевера. Погода сегодня ясная, сухая. Эка важность, что воскресенье! Эка важность, что пастор дома и в пять часов совершит в школе богослужение. Ведь у новохозяев много дел посерьезней… Дойдя до конца поросшей ольхой канавы, пастор увидел, что навстречу ему идут Абрик и его жена с граблями на плечах. Наверное, косили сено в низине. День выдался погожий. Эка важность, что сегодня воскресенье и пастор дома…
Пастор поглядел направо, налево. Поздно, уклониться от встречи невозможно. Он остановился и стал смотреть за реку, на поле яровой: пшеницы.
Абрик с женой переглянулись. Жена, задрав нос, молча прошла мимо и даже не взглянула на пастора. Абрик слегка прикоснулся к шляпе, делая вид, будто здоровается, но только сдвинул ее набок, а грабли переложил на другое плечо. Однако остановился.
— Прогуливаетесь, господин Зандерсон? Да, теперь, конечно, можно. Траншею мы засыпали. А то раньше тут скотина ноги ломала… Только не ходите в ольшаник, там везде колючая проволока. А где крапива и хмель — там блиндажи были. Сущая преисподняя! Будь мы как люди, давно бы сговорились и поработали дня два сообща. Скоро оттуда змеи начнут выползать.
— Кому участок достался, тот пусть и засыпает.
— А почему одному достались траншеи, а другому нет? Почему я один должен засыпать — нешто я хуже других? Я их нешто выкопал? Я один доски оттуда таскал? Как за материалом — все тут как тут, а засыпать — мне одному. Нешто это дело…
Читать дальше