Блез Сандрар - Ром

Приходят образы; рождаются воспоминания. Он больше не отводит своих птичьих глаз. Он выжидает. Он настороже. Он вооружается карандашом. Делает записи. Лагерь спит. В забытьи замирает ночь. Он не сядет к очагу.

Костер потрескивает у него в сердце. Вот так он напишет «Какая необыкновенная история…».

«Люди, и растения, и животные в моей деревне в Перигоре оседло живут на той земле, где без всякого движения жили их предки. А я — я брожу по свету…»

Вылетает сноп искр. Огонь в лесной глуши.

«О, этот мучительный аромат, этот запах розы и мускуса, рожденный из грязи, растоптанной человеческими ногами!»

Дремота. Щебет птиц. Легкий шелест болотных вод.

Вокруг него похрапывают негры сарамака, ползают рептилии, вздыхают деревья. Вдруг выступают из тени существа диковинных форм — муравьед с вытянутой мордой, гигантская черепаха, привлеченная ярким огнем костра, целые стаи.

Он видит животных: вот гвианский тапир майпури, пузатый и миролюбивый как бычок; вот проскакал белоногий олень; броненосец с серым панцирем; стайка пекари, предвестников приближающейся зари; и тогда уже он увидит птиц, ибисов, попугаев ара, маленьких попугайчиков и колибри, пританцовывающих словно капельки росы, целую дюжину видов колибри с цветистыми названиями…

И вот его-то, для кого любовь к лесу оказалась выше всего остального, заставив его забыть даже ту белокурую красавицу, которую он оставил в Ницце, а теперь под другим именем всюду прославил в книге «Какая необыкновенная история…», — случилось так, что этого-то человека сразила лихорадка.

И вот он днями напролет лежит, простертый и недвижный, не отрывая глаз от темной зеленой завесы, что так блестит, словно покрыта черным лаком, — от такой близкой лесной чаши.

И химерические мечты вновь одолевают его.

Нужно продолжать все это. Он должен быть упрямым. Он должен покорить эту вершину. Пусть лес защищается от него — он все равно его победит. «Получку» за золото необходимо добыть.

Золото.

Золото, и розовое дерево, и эфирные масла, и балата. И — что ж: если надо строить — он построит. Перегонные заводы, сахаро-рафинадные. Сахар и ром. Если нужно вырастить, он вырастит. Трюмы грузовых кораблей наполнятся сахарным тростником. И еще ромом, ром, тонны рома для белых людей на другом краю земли. Он будет богат.

Золото.

И миллионы. Пять, десять, пятнадцать, двадцать лет, пусть, сколько потребуется. Он будет работать. Он чувствует, как силы вновь подымаются в нем, этот человек, простертый на источаемой лесом навозной жиже и трясущийся в лихорадке.

Я так хочу.

Париж есть.

Я сейчас там.

У меня есть золото, я протягиваю руки, и вот все вокруг, яркие огни, люди, которые мечутся там в четырех стенах, эти улицы, магазины, деревья, эта широкая река — это все, все принадлежит мне.

А чтобы иметь все это, ему надо снова и снова рыться здесь, в грязи этой земли, где живут каторжане и дикари, надо рыться здесь, рыться здесь…

И Жан Гальмо встает, чтобы снова взяться за работу.

1908, 1909, 1910, 1911, 1912, 1913.

Он борется. Он никогда не отступал, и он начал все заново, заново.

И удача наконец-то улыбается ему.

В один прекрасный день он сходит на берег в Кайенне как доверенное лицо дома «Кирис и компания».

Это нежданное везение. Наконец-то он сможет действовать.

1910, 1911, 1912, 1913, 1914, 1915.

Над красавчиком Гальмо больше не потешаются. Теперь он — «незаменимая правая рука этих господ Кирис».

Благодаря родству с семьей Карно и своему политическому и промышленному положению господа Кирис принадлежат к финансовой и республиканской аристократии. Их власть пугающе непомерна. У их Общества 400 миллионов капитала. Они доверяют Гальмо 150 000 франков, чтобы тот открыл в Кайенне их торговое отделение, и Гальмо превращает эту факторию в один из самых преуспевающих в мире бизнесов.

1913, 1014,1915, 1916, 1917.

Теперь Жан Гальмо есть Жан Гальмо: он известен. И не только его высокопоставленным хозяевам: его знают и туземцы, он начинает оказывать им братское покровительство, которое превратит его в кумира всей страны. Потому что у Жана Гальмо необычная манера обращаться с туземным населением — тактично, с добротой и достоинством.

1913. Знаменательная дата для него.

Доверенному ему предприятию Жан Гальмо придал непредвиденный размах. Но сам он чувствует себя человеком стесненным в возможностях. Он способен на куда большее. Ах! Если б только он мог свободно предпринять что-нибудь сам! Он по-прежнему не более чем «незаменимая правая рука», в сущности, просто винтик, хотя и самый важный в механизме, это уж наверняка, но — не более чем винтик.