Двадцать тысяч акций из числа «наиболее надежных» по 400 долларов штука — это составляет восемь миллионов долларов — крупная сделка для любой биржи. Тут продавали и покупали уже не чистильщики сапог, не рассыльные, не горничные, не жены фермеров, пустившиеся в спекуляцию. Это могли быть только крупные банки, старавшиеся спасти свое положение, профессиональные спекулянты, испуганные ходом дел, кредитно-комиссионные тресты, число которых доходило до пятисот, в последнее время они росли как грибы и заверяли публику, что их функции — «стабилизировать биржу» и охранять интересы вкладчиков, помещая их деньги в самые верные бумаги; теперь они продавали почем зря — это была настоящая паника.
II
«Специалист» по Американской стали не имел никакого — выбора. Он получил приказы на продажу и должен был предлагать свои акции. Он выкрикнул 200, но так как никто не отозвался, ему пришлось крикнуть 199, а затем 198. Ему казалось, что наступил конец света. Вот он объявит 190, а покупателей все равно не найдется. «Специалист» не решался раскрыть свою книгу, он знал, что у него десятки, а то и сотни приказов продавать по «своей цене», и каждая из этих цифр была для кого-нибудь «своя цена», но что ему со всеми этими приказами делать? Если даже ему и удавалось заключить сделку, котировка не появлялась на транслюксе, Он узнавал на экране сделки, — заключенные им десять минут назад, час назад; это значило, что механизм транслюкса не в состоянии справиться с потоком продаж. Он уже не понимал, что с ним и где он; почва уходила у него из-под ног.
На транслюксе различные акции обозначались условными буквами: А — Американская сталь, Р — Радио, Дж. М. — Дженерал Моторс, ВХ — Вестингауз и т. д. Цифры показывали, что акции Радио за первый же час упали на одну шестую своей стоимости; Дженерал Электрик, стоявшие еще недавно свыше 400, упали ниже 300.
Дядя Джозеф закричал над ухом Ланни: — В жизни не видал ничего подобного! — Ланни крикнул в свою очередь: — Что же будет? — Представить себе не могу, — был ответ.
Ирма говорила, что ему скоро надоест слушать однообразные выкрики маклеров; так оно и случилось. Картина была все та же, только шум стал громче и возросло смятение. Не было никакой возможности установить, какие же цены преобладают. Ланни вспомнил: а как дела Робби? Он крикнул дяде Джозефу: — Давайте выйдем отсюда. — И они вышли на улицу, где их тотчас же окружила толпа, требовавшая новостей. Они удовлетворили ее любопытство насколько могли и стали пробираться дальше.
— Это самая страшная паника в истории Уоллстрит, — сказал Джозеф Барнс, — во всяком случае, самая неожиданная.
— Мне необходимо позвонить отцу, — сказал молодой человек. — Зайдем в контору.
Улица была так переполнена людьми, что даже по мостовой удавалось пробираться с трудом. Ланни, будучи более энергичным, сказал: — Извините меня, я побегу. — Другие бежали и толкались, не извиняясь. Он прибежал в контору запыхавшись, там все накинулись на него: — Что на бирже? — Все были страшно взволнованы, независимо от того, «всадили» они свои деньги или нет.
Ланни позвонил отцу, но ему ответили — занято. И у всех занято, сказал мистер Кидл. Ни по одному телефону нельзя связаться с Уолл-стрит и ни с одной маклерской конторой по всем Соединенным Штатам.
Не так трудно было представить себе, что происходит: Уолл-стрит создала самую совершенную в мире машину для покупки американцами ценных бумаг, а теперь американцы пытаются использовать эту машину с обратной целью — для продажи бумаг или, по крайней мере, стараются продавать. Первые курсы уже появились на лентах телетайпов и на экранах транслюксов. Их передавали по радио. 300 миллионов акций были предметом сделок на разницу, и у большинства покупателей в одну и ту же минуту возникло одно и то же побуждение: схватить телефонную трубку или броситься на телеграф и отдать приказ: «Продавать по курсу».
Вбежал задыхаясь дядя Джозеф. Он только что узнал от одного приятеля, что акции Телефонных стоят ниже 270, а Робби Бэдд так гордился на днях, что приобрел их по 287½! Ланни снова попробовал позвонить ему, но станция ответила, что все провода на Ньюкасл заняты. Он решил, что ждать нечего, а нужно действовать. Отец может разориться в несколько минут. Маклеры требовали все новых и новых покрытий по сделкам на разницу, и если вы не могли выложить деньги тут же, они продавали ваши бумаги. В такие минуты вас не могли спасти ни влияние, ни дружба: кому-нибудь предстояло обанкротиться — или вам или маклеру. А ни один маклер не хотел обанкротиться.
Читать дальше