Жан Жионо - Король без развлечений

Из-за тумана, из-за темноты предметы можно было различить на расстоянии пяти-шести метров, не больше. Снег подмерз, и наст не проваливался. Холод был собачий, и поэтому он надел полушубок из овчины. Деревня еще спала. Свет горел только в окнах кафе «У дороги», у мэра и у Доротеи. Рано встает девка!

Вот и дорога на Авер, ее видно из окон дома Берга; дальше деревня кончается. Через сотню метров видимость улучшается, туман светлеет, и сквозь него уже видны кое-какие деревья, здесь это — ивы. А еще через сотню метров стоит мастерская лесопилки.

Фредерик II потратил минут десять, прежде чем нашел дощечки орехового дерева. Он был уже на пороге и собирался захлопнуть дверь, как вдруг услышал какой-то шум со стороны бука. Сам бук был, конечно, весь в тумане. Просматривался только огромный ствол, все остальное пропадало во мгле. Фредерик II прислушался: непонятный шум, ни на что не похожий, что-то вроде шороха. Невозможно было определить, что или кто шумел. Птицы? Тогда огромные птицы, причем шевелились они осторожно. В эту пору в гнездах птиц нет. Крысы? В какой-то момент ему показалось: что-то пискнуло, но на крысу как-то не похоже. И ничего не было видно. В том месте, откуда донесся писк, можно было различить лишь сплошное белое пятно. Фредерик II замер с рукой на засове.

В то утро он был в сапогах, а не в сабо, и мог двигаться бесшумно. Поэтому он просто тихо убрал руку с засова и подошел поближе. В трех-четырех метрах от ствола бука рос куст ежевики (он и сейчас там растет). Фредерик постоял за этим кустом с полминуты, открыв рот и напрягая зрение, и шум повторился, словно что-то или кто-то — может, зверь, может, змея — скользит по сучьям, шурша по коре и ветвям. Из тумана, как из дыры, стала опускаться мужская нога в сапоге, потом появились брюки, куртка и весь мужчина в меховой шапке! Он медленно спускался по стволу с высоты два с половиной метра — столько было видно — и встал на землю обеими ногами.

Что был за человек этот тип?

Он стоял, естественно, лицом к стволу, спиной к Фредерику II. Кто-то явно незнакомый. Потом человек скользнул в подлесок и через четыре-пять шагов исчез в тумане.

«Какого черта он там делал?» — мысленно произнес Фредерик II. Он подошел к буку и увидел, что в ствол его вбиты здоровенные плотницкие гвозди, вбиты на небольшом расстоянии друг от друга, как бы образуя некое подобие лестницы.

«Ах ты, чертов сын, что же это такое? — подумал Фредерик II. — Надо посмотреть». И полез наверх. Лезть было легко, руки и ноги сами находили гвозди — ступеньки.

Так мой Фредерик II добрался до первой развилки, до того места, откуда расходились самые толстые сучья, несущие низ кроны. В тумане уже не было видно земли. Все затем произошло очень быстро. Словно он оказался на чем-то горящем.

Из четырех скелетных ветвей, расходившихся в разные стороны, самая мощная, толщиной в три человеческих торса, была полностью очищена от снега. Человек слез явно с нее. К тому же кое-где, как и внизу, виднелись плотницкие гвозди, помогающие двигаться вверх.

«Надо же, пройдоха какой!» И Фредерик II, цепляясь за гвозди, лезет выше. Поднимается, а туман внизу становится все гуще, гуще. Вокруг — тоже. И видит Фредерик II, что сук под ним не сужается, как полагалось бы, а, наоборот, расширяется. Так бывает: своего рода опухоль на дереве. Вот и здесь несущий сук расширился и стал толщиной по крайней мере в пять человеческих торсов, причем расположен был теперь скорее не наклонно, а горизонтально.

К счастью, Фредерик II остановился тут секунды на три передохнуть. За эти секунды, сами того не сознавая, тело его и душа подготовились к чудовищному зрелищу.

Он приблизился, уже не поднимаясь, а вытягиваясь к краю своеобразного огромного гнезда, широкого, как большой бак, образовавшегося внутри сука. В ту минуту, сам того не сознавая, он был уже настолько подготовлен ко всему страшным предчувствием, что руки впились в гвозди, а все мышцы напряглись до предела. Отчаянное любопытство заставляло его вытягивать шею, и он весь превратился в зрение. Поэтому он не свалился с дерева, когда дотянулся лицом до края гнезда и через туман, на расстоянии трех пальцев, встретился нос к носу с другим лицом, очень бледным, очень холодным и очень спокойным лицом, глаза которого были закрыты.

Все, что я рассказал, с момента, когда Фредерик II взялся за первый гвоздь, и до этой секунды, длилось менее минуты. И не более нескольких секунд оставался он нос к носу с белым лицом. Показалось же ему, что прошла не одна сотня веков. Ему показалось было, что это сон и что перед ним эмалированное лицо пастушки с циферблата часов. Но он все же произнес: «Доротея! Мертвая Доротея!»