И Бенно получает «выволочку». Получает причитающиеся ему удары (хотя кто же в состоянии сосчитать их во время этой возни!), забивается в угол, смотрит оттуда, набычившись, и хнычет.
Старший брат не может больше сдерживать свое любопытство.
– Папа, как ты узнал, что Бенно сегодня не выучил уроков и стоял в углу? – спрашивает он.
– Святый Боже! Сам кистер недавно заходил к нам примерять костюм и рассказал. Парень совсем отбился от рук. Место ему – в свинопасах. Вот и определим его с весны пасти свиней – так, во всяком случае, и будет.
– Да-а, да-а, да-а, – Аадниель кивает головой и, обращаясь к Бенно, замечает: – В другой раз не ври!
Семейство садится обедать. Младший отпрыск выставляет вперед ноги, упирается, фыркает, но его тащат к столу за волосы. Кто же из-за такого поганца станет накрывать на стол второй раз! Однако Бенно, не успев еще отправить в рот и крошки, говорит следующее:
– Хорошо же, я и вправду наврал, да, и получил за это порку, а если кто-то другой врет, тогда ничего? Да?..
– Что такое? – смотрит на него папаша сквозь очки. – Что это ты болтаешь? Что это за «кто-то другой», кто врет?
– Ну-уу…
– Отвечай немедленно, не то получишь вторую порку!
– Спросите у Йорха, что он сегодня делал?
– А что я делал? – выкатывает старший брат глаза.
– Н-нуу! Думаешь, кто поверит, будто ты в коридоре булочника подтягивал брюки?
– Какие еще брюки?! – восклицает мастер. – Где? – И мамаша подхватывает: – Что же это опять?
– Ах ты, скотина! – Аадниель хватает со стола ломоть хлеба и швыряет в голову Бенно. – Бестия! Добавь ему еще, папа!
– Святые силы! Что это за напасть сегодня! – причитает мамаша.
Поднимается страшная суматоха. Бенно начинает громким голосом орать, словно его режут. Виктор хватает свою тарелку с супом и пятится к дверям рабочей комнаты, опасаясь, как бы еще чего не вышло. Сам папаша вскакивает из-за стола, стул с грохотом падает.
– Молчи! – рявкает родитель на Хейнриха Георга Аадниеля. – С чего ты хлебом кидаешься, если вины за собой не знаешь?! – И обращаясь к Бенно: – Не ори, чертенок, объясни все толком.
– Ну, иду я после школы и вижу, как он выходит из дома булочника. И тогда он наврал, что заходил туда брюки подтягивать.
– Ну, ну? – встает из-за стола и Аадниель. – Ну и что с того? Подтяжка отстегнулась, надо же мне было ее закрепить.
– Где? – мастер, опираясь обеими руками на стол, смотрит сыну в глаза.
– В коридоре дома булочника, – отвечает сын достаточно просто, но несколько неуверенно.
– Это ложь! – взвизгивает Бенно. – Йорх ходил к Помощнику Начальника Станции и Клодвигу. Не зря же он их всегда защищает. Дал мне сначала двадцать копеек, потом еще пятнадцать, чтобы я дома никому не говорил, откуда он вышел. Если он человек честный, если и вправду заходил штаны подтягивать, с чего бы это он стал мне платить? Просто так от него и копейки не получишь!
Воцаряется глубокая, пугающая тишина, какая бывает разве что в огромной подземной пещере. Наконец старый мастер снимает с носа очки, кладет их рядом с ложкой и вилкой и спрашивает с угрожающей торжественностью:
– Говори, Йорх, куда ты ходил? Правда ли то, что сейчас сказал Бенно? Ответь мне во имя правды и справедливости, иначе Господь покарает тебя.
Вновь воцаряется молчание. Еще более глубокое, еще более пугающее, чем прежде. Аадниель кладет руку на спинку стула, наполовину отворачивается к окну, хмурит брови и, как всегда в неловкие для него мгновения, – сопит. Взгляды всех домочадцев прикованы к нему.
– Я еще раз спрашиваю, – произносит папаша, тряся козлиной бородкой, – правда ли то, что сказал сейчас Бенно?
Полное упрямства лицо Аадниеля передергивается, и он отвечает:
– Да, правда. В дом булочника я ходил и прежде, зашел сегодня, стану заходить туда и впредь. – Аадниель принимает торжественную позу, словно намеревается произнести длинную речь: – Видите ли, дорогие родители, я познакомился с девушкой по имени Юлие Виспли, с той самой портнихой, которую некоторые злоязычные люди всячески обзывают и поносят; да, и я обнаружил, что она во всех отношениях достойный и порядочный человек. Я… я люблю ее и хочу просить ее руки. Ну вот я и ответил во имя правды и справедливости, как ты велел мне, папа.
Вновь – молчание… в третий и последний раз в течение этого обеда. Тут Бенно спешит по-щенячьи тявкнуть:
– Я же говорил! Я же говорил!
Мамаша Кийр произносит с тяжелым вздохом:
– Святой гнев господень…
Читать дальше