Стивен Кинг - Дитя Колорадо

– Расскажите.

– Хорошо, но предупреждаю сразу – от всех возможных мотивов не останется и следа.

Стефани не медлила с ответом:

– Расскажите все равно.

– В среду 23 апреля 1980 года Джим Коэн уехал на работу в агентство «Горные красоты», которое находилось в Денвере, – сказал Винс. – Я узнал это от его жены. У него с собой был портфолио из рисунков, над которыми он работал по заказу «Сансет Шевроле», одной из крупных местных автомобильных компаний, уже ставшей постоянным клиентом агентства «Горные красоты». Коэн был одним из четверых художников, работавших по контракту на «Сансет Шевроле»; Арла уверяла, что компания была довольна работой Джима, и это чувство было взаимно – Джиму нравилась работа по контракту. Она сказала, что его визитной карточкой были картины типа «чертыхающаяся женщина». Когда я спросил, что это значит, она улыбнулась и объяснила, что это плакаты, на которых красивая женщина с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом, прижимает ладони к щекам и, кажется, вот-вот воскликнет: «Черт возьми! Ну и покупку я сделала в «Сансет Шевроле».

Стефани засмеялась. Ей попадались такие рисунки в рекламных проспектах, раздаваемых бесплатно в дешевых магазинах Тиннока на том берегу залива.

Винс кивнул:

– Арла сама художник, только пишет не кистью, а словом. Она нарисовала в моем воображении образ порядочного человека, который любил жену и с удовольствием выполнял свою работу.

– Любовь иногда слепа, – заметила Стефани.

– Такая молодая, а уже циник, – воскликнул Дэйв не без одобрения в голосе.

– Пусть так, но суть ей ясна, – сказал Винс. – Только, видишь ли, шестнадцати месяцев обычно достаточно, чтобы прозреть. Если бы что-то было не так, например, надоела работа, или завязался роман на стороне, какие-нибудь признаки она бы обнаружила или почувствовала интуитивно, если только мужчина не вел себя крайне – и сверхосторожно, ведь за эти месяцы она опросила всех их знакомых, многих дважды, и все подтвердили, что он любил свою работу, обожал жену и был совершенно без ума от их малыша. Она снова и снова говорила об этом: «Он никогда бы не бросил Майкла. Я уверена в этом. Сердце мне подсказывает». Я ей поверил, – сказал Винс и пожал плечами, словно говоря: «Судите, как хотите».

– И ему не приелась его работа? – спросила Стефани. – Не было ни малейшего желания переехать?

– Она уверяла, что не было. Сказала, что он так любил их домик в горах, что повесил над дверью вывеску с надписью «Убежище Хэйнандо» . Она даже разговаривала с художником, работавшим по тому же контракту, что и Джим, с человеком, который годы работал с ее мужем. Помнишь, как его звали, Дэйв?

– Джордж Ранклин или Франклин, – сказал Дэйв, – Не помню, как именно, память подводит.

– Не расстраивайся, старик, – сказал Винс. – На закате карьеры даже Уилли Мэйс может иногда промазать, я так считаю.

Дэйв показал ему язык. Винс кивнул, словно ожидал от главного редактора подобного ребячества, а затем повел линию повествования дальше:

– Художник Джордж, будь он Ранклин или Франклин, сказал Арле, что Джим достиг предела своих творческих способностей, и что он принадлежал к числу тех счастливчиков, которые не только знают реальную цену своему таланту, но и согласны с ней. Джордж также сказал, что единственной мечтой его коллеги был пост начальника художественного отдела «Горных красот». А имея такие амбиции, вряд ли имеет смысл в одночасье все бросать и бежать на побережье Новой Англии.

– Но она думала, что именно так он и поступил, не так ли? – спросила Стефани.

Винс поставил чашку с кофе и, словно одержимый, взъерошил руками пух своих белых волос.

– Арла Коэн, как и все мы, заложник очевидного, – сказал он. – Джеймс Коэн ушел из дома в среду утром, без четверти семь, и поехал в Денвер по Боулдерскому шоссе. Из багажа у него был только портфолио, о котором я уже упоминал. На Коэне был серый костюм, белая рубашка, красный галстук и серое пальто. Ах да, на ногах черные мокасины.

– Никакой зеленой куртки? – спросила Стефани.

– Никакой зеленой куртки, подтвердил Дэйв, – но серые брюки, белая рубашка и черные мокасины на нем точно были, когда Джонни и Нэнси нашли его мертвым у мусорной корзины.

– А его пиджак?

– Так и не найден, – сказал Дэйв. – Галстук тоже, хотя, конечно, если мужчина снимает галстук, то в девяти случаях из десяти он засовывает его в карман пиджака, и я готов поклясться, что если бы тот пиджак отыскался, то галстук оказался бы в кармане.