Эптон Синклер - Король-Уголь

Сколько можно вот этак стоять на крыльце здания, принадлежащего Компании, рядом с главным управляющим и начальником шахты и агитировать шахтеров за профсоюз? Хал понимал, что надо поскорее увести толпу с этого опасного места.

— Выполните ли вы то, что я попрошу? — спросил он, и, когда они хором согласились, он предостерегающе добавил: — Никаких драк! Никакого пьянства! Если вы увидите нынче ночью пьяного, обуздайте его и заприте в доме!

Послышался хохот и веселые возгласы. Да, они будут себя хорошо вести… Для такого дела нужна трезвая голова!

— И еще одно, — сказал Хал, — относительно людей в госпитале. Выберем комиссию и пошлем ее выяснить, что там происходит. Соблюдайте сейчас тишину — нельзя беспокоить больных! Но мы хотим убедиться, что и никто другой их не беспокоит! Для этого один из вас останется с ними в палате. Это вас устраивает?

— Устраивает! — отвечали они.

— Прекрасно! — продолжал Хал. — А ну-ка, потише! — И он повернулся к управляющему: — Картрайт, мы хотим, чтобы вы впустили наших представителей в госпиталь. Они останутся с больными. — И, заметив, что управляющий собирается возражать. Хал шепотом прибавил: — Не сходите с ума! Разве вы не понимаете, что я хочу спасти вам жизнь?

Управляющий знал, как губительно будет для дисциплины, если он позволит Халу взять над собой верх, но он отлично сознавал нависшую над ним опасность — и, главное, не был уверен ни в храбрости всех этих бухгалтеров и стенографистов, ни в их умении стрелять.

— Скорее, или будет поздно! — воскликнул Хал. — Я не могу бесконечно сдерживать эту толпу. Образумьтесь, если не хотите, чтобы здесь поднялся настоящий бунт!

— Хорошо, — сказал Картрайт, пожертвовав своим самолюбием.

Хал снова повернулся к толпе и сообщил об этой уступке. Раздались торжествующие возгласы.

— Кого же мы пошлем? — спросил Хал, когда крики улеглись, и окинул взглядом поднятые к нему лица.

Самыми заметными в толпе были Тим и Уочоп, однако Хал решил, что этих двух он не должен выпускать из поля зрения. Он подумал о Джерри Минетти и миссис Дэйвид, но вспомнил свой уговор с Большим Джеком о том, что вся немногочисленная группа активистов должна держаться пока в тени. Кого же тогда? Мэри Берк? Эта уже успела испортить свою репутацию в глазах начальства и пользуется полным доверием рабочих. Хал вызвал Мэри и миссис Феррис — американку, находившуюся в толпе. Обе они поднялись на крыльцо, и Хал обратился к Картрайту:

— Давайте сразу договоримся: эти женщины будут все время находиться в госпитале. Если им вздумается, они будут разговаривать с больными. И, кроме врачей и сестер, никто не смеет давать им никаких распоряжений. Согласны?

— Согласен, — мрачно ответил управляющий.

— Хорошо. Ради бога, проявите хоть каплю благоразумия и сдержите слово! Чаша терпения этих людей может мгновенно переполниться, если вы дадите им малейший повод, а тогда — пеняйте на себя! Заодно прикажите, чтобы все кабаки были закрыты и чтобы их не открывали, пока не уляжется волнение. И держите ваших молодчиков подальше. Пусть не разгуливают по улицам с револьверами и не корчат рож!

Не дожидаясь ответа управляющего, Хал обернулся к собравшимся и поднял руку, требуя тишины.

— Слушайте, — сказал он, — нам предстоит серьезное дело — мы организуем здесь отделение профсоюза. Нельзя этим заниматься под самыми окнами госпиталя. Мы уже достаточно здесь пошумели. Сейчас мы отсюда уйдем, соблюдая полную тишину, и соберемся на пустыре, за электростанцией. Согласны?

— Согласны!

Хал постоял еще минутку, пока женщины не вошли благополучно в госпиталь, и лишь потом спрыгнул с крыльца, чтобы увести толпу. К нему подошел Джерри Минетти, дрожа от радости. Хал схватил его за руку и взволнованно прошептал:

— Спой, Джерри! Спой им какую-нибудь итальянскую песенку!

Они добрались до назначенного места без всяких стычек. По дороге Хал обдумывал, как договориться с этим многоязычным полчищем. Он знал, что добрая половина не понимает ни единого слова по-английски, а среди остальных не меньше половины еле-еле владеет языком. Значит, чтобы им все разъяснить, надо разделить их по национальностям и найти для каждой группы надежного переводчика.

Распределение по группам заняло много времени и выкало много шума и добродушной толкотни:

— Поляки — сюда! Чехи — вон туда! Эй, греки! Итальянцы — вам здесь стоять!

Но вот эта растасовка кончилась, каждая группа выделила по одному человеку, достаточно понимавшему по-английски, чтобы служить переводчиком, и Хал начал свою речь. Не успел он произнести несколько фраз, как поднялось настоящее вавилонское столпотворение. Все переводчики бросились одновременно переводить во всю силу своих глоток. Это было похоже на парад, в котором все оркестры скопились в одном месте. Сперва Хал растерянно замолчал, потом расхохотался: слушатели во многих группах подхватили его смех, ораторы в удивлении перестали говорить, потом тоже начали смеяться. Веселый хохот перекатывался в толпе, общее настроение мигом изменилось: гнев и решимость уступили место бесшабашной веселости. Хал получил первый урок, как надо обращаться с этими полчищами ребячливых людей с изменчивыми настроениями и бурной сменой чувств.