Жюль Ромэн - Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

В руке у него номер специального журнала. Он смакует строка за строкой нижеследующую заметку, постепенное изображение которой на экране чередуется с изображением его лица.

В субботу избранное общество, обнимавшее виднейших представителей финансового, политического и промышленного мира, рукоплескало ученому докладу, который наш великий географ Ив Ле Труадек посвятил Доногоо-Тонка и его области.

Вопрос о Доногоо-Тонка, как известно, является одним из злободневнейших. Широко задуманные работы сулят беспримерное развитие всему этому краю, которому суждено великое будущее.

Имя Ле Труадека пребудет связанным славными узами с именем Доногоо-Тонка; ибо не будь Ле Труадека, не будь его превосходной «Географии Южной Америки », цивилизованный мир поныне не подозревал бы ни о природных богатствах, ни даже о самом существовании этого Эльдорадо наших дней.

Стоит ли напоминать о том, как в свое время завистливые коллеги яростно оспаривали утверждения маститого географа и даже позволяли себе обвинять его во лжи?

Эти обиды, хорошо знакомые всем благодетелям человечества, будут скоро искуплены торжественным избранием Ива Ле Труадека в члены Института.

Стремительно сменяющиеся картины, из которых каждая длится не долее минуты, знакомят нас с пропагандой Доногоо-Тонка, лукавой, многоликой, неукротимой.

1. Жирный мужчина пятидесяти лет пьет утренний шоколад в уютной столовой. Горничная приносит почту. Из первого же вскрытого конверта появляется объявление Общества Доногоо-Тонка. Мужчина читает его, продолжая жевать бутерброды. Но вот двенадцать букв «Доногоо-Тонка» начинают отделяться от бумаги, отрываются, убегают и принимаются рыскать друг за другом по столу, как стая мышек.

2. В окно вагона пассажир видит большой рекламный щит, бегущий вдоль по лугу: «Общество Доногоо-Тонка». Пассажир отворачивается от окна; но взгляд его не может избавиться, и повсюду, куда бы он его ни направлял: на потолке, на подушках, на ковре — вдруг появляется бледное, словно отбрасываемое фонарем, слово: Доногоо-Тонка.

3. Человек поднимается по ступеням подземной лестницы. На обрезе каждой ступени: Доногоо-Тонка. Надпись, сперва тусклая и бесцветная, с каждой ступенью становится все ярче, все живее. К концу лестницы буквы начинают выступать, кусаться, жечь. Человек поворачивает голову вбок, и сквозь череп, ставший прозрачным, виден мозг, меченый, как плечо каторжника, двенадцатью маленькими скрюченными буквами.

4. Старая, грязная нотариальная контора в провинциальной глуши. Зажиточный крестьянин совещается с нотариусом. Тот достает среди лежащих на столе бумаг объявление Общества Доногоо-Тонка и важно постукивает по нему пальцами. Но вдруг от удара пальцем из объявления выскальзывает золотой, потом другой, и так при каждом ударе. Мало-помалу объявление вздувается, округляется, плотнеет, принимает образ курицы, и удивленный крестьянин смотрит, как она несется.

5. Ворота нормандской фермы. Женщина поджидает почтальона. Тот является, подает конверт, женщина его распечатывает. Раскрывается объявление, подымается кверху, тихо летит, как чудесная птица, и вот в небесах, на красивом круглом облаке, появляется надпись цвета заходящего солнца: Доногоо-Тонка.

6. Рынок в вандейском городке. Крестьяне, скот, домашняя птица. Дерево с огромным стволом, к которому человек приклеивает афишу. Афиша воспроизводит крупными буквами первую страницу объявления. Собирается народ. Рыночное движение замедляется, нарушается. Толпа становится огромной, давящей. В нее замешивается рогатый скот, свиньи, птицы; и все это зачаровано.

Свет понемногу тухнет. Все кругом тает и упрощается. Дерево незаметно обнажается, превращается в ствол, в трепещущую колонну, и можно подумать, что где-то в пустынной степи огненный столп движется впереди громадной толпы крестьян, рогатого скота, свиней и домашней птицы.

7. Небольшой театр в южном городе. Падает занавес, отороченный местными рекламами. Но посередине воспроизведена первая страница объявления между видами «Главной Улицы» и «Золотых приисков».

Сперва люди рассеяны, души разрознены. Понемногу Доногоо-Тонка водворяется во взглядах, подчиняет их, приковывает. И вот все головы обращены к надписи.

Потом туловища наклоняются, вытягиваются, выступают из лож и галерей. Кажется, будто это сотни все растущих сточных желобов с человеческими лицами. Потом что-то делается с самым остовом театра. Расстояние между ярусами и занавесом несомненно уменьшается. Выгиб галерей стягивается, оседает; словно кто-то налег на театр и медленно давит его коленом.