Жюль Ромэн - Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

Тот читает не без некоторой почтительности, как будто даже немного поколеблен, но весьма любезно объясняет, что «в настоящее время невозможно… банк и без того перегружен… крупные обязательства… безусловно очень жаль… вопрос необходимо исследовать… я буду иметь в виду… оставьте мне ваш адрес… мы посмотрим».

Ламандэн удаляется.

Он опять на улице. Несколько шагов. Еще банк. Он входит.

Повторяется предыдущая сцена, с легкими вариантами и большей стремительностью в ходе действия. Ламандэн опять пускает в ход портфель. Тот же результат.

Снова улица. Третий банк. Та же сцена, еще быстрее.

И так до седьмого банка, с постоянным ускорением ритма событий, так что седьмая сцена проносится, как видение утопающего.

Изнеможденный Ламандэн падает на стул в уголке бара Биар. Он спрашивает себе кофе.

Лицо его сначала выражает полную прострацию;

потом отвращение, горечь;

потом как бы иронию;

потом нечто вроде: «Могло быть и хуже»;

потом нечто вроде: «Как я им это поднес! Каков докладец!»;

потом: «В сущности, все они тряпки. Предложи я им побольше, я бы их подцепил»;

потом желание попробовать еще раз, немного погодя;

потом намерение попробовать сейчас же.

Он допивает чашку, платит, уходит.

Узкая улица, в том же квартале. Маленький, невзрачный банк. Ламандэн входит туда.

События протекают более или менее в обычном порядке, но без всякой поспешности.

Разница в том, что все здесь, начиная от фуражки мальчика и кончая жакетом директора, свидетельствует о неуверенности балансов и о рези в несгораемом шкафу.

Ламандэн садится, представляется, излагает, рассуждает.

Директор слушает очень терпеливо, с неподвижным лицом.

В нужную минуту Ламандэн хлопает по портфелю и извлекает том третий. Директор дает ему договорить; потом, чрезвычайно любезно:

«Само собой, ни одному слову из всего этого я не верю. Но так как вы, по-видимому, ловкая бестия, а мне необходимо на этих же днях заработать миллион, мы постараемся договориться.»

Смятенные гримасы Ламандэна. Потом широкая улыбка с той и с другой стороны. Потом сердечное рукопожатие. Они условливаются о «началах», назначают друг другу свидание в самом непродолжительном времени и расстаются не без излияний.

Мсье Ле Труадек у себя в кабинете. Он озабочен. Он перебирает бумаги, быстро перечитывает то письмо, то газетную вырезку, качает головой.

Он встает, делает несколько шагов; но карта Америки неудержимо притягивает его к себе. Его взгляд приковывается к области Тапажоша. Это пристальный, пламенный, гневный взгляд.

И вот из этой точки на карте тихонько поднимается дымок, словно в фокусе сильной лупы.

Но кто-то стучит. Старая служанка входит с письмом.

Дорогой профессор, извините, что я все это время не давал Вам знать о себе. Но, как Вы увидите, я не пребывал в бездействии.

Вы меня бесконечно обяжете, если согласитесь прочесть в субботу, в 3 часа, для небольшого собрания капиталистов, научный доклад о городе Доногоо-Тонка и о минеральных богатствах его области.

Дело в том, что я только что основал вместе с одним очень даровитым финансистом «Франко-американское Главное Общество для украшения и расширения города Доногоо-Тонка и интенсивной эксплуатации его золотоносной области» или, короче, «Общество Доногоо-Тонка».

Я имею возможность предложить Вам за Ваш доклад гонорар в размере 5000 (пяти тысяч) франков.

К тому же, текст этого доклада будет Вам мною доставлен накануне вечером.

Портной, бельевщик, шапочник и сапожник явятся к Вам сегодня же снять мерку. Распоряжения им даны. Вам ни о чем не надо заботиться.

После Вашего доклада мой друг Лесюер сообщит в дружеской беседе о своем недавнем исследовательском путешествии в Доногоо-Тонка и о вынесенных им впечатлениях, то есть о впечатлениях, которые он не преминул бы вынести, если бы обстоятельства не задерживали его все эти годы на Монмартре.

Примите, дорогой профессор, уверение в моей почтительной преданности

На экране изображение письма, параграф за параграфом, чередуется с изображением лица мсье Ле Труадека, что позволяет нам улавливать малейшие изменения его физиономии.