Любен Каравелов - Болгары старого времени

— Уррра! — подхватило двадцать голосов.

— Фала! {80} 80 Фала! (черногорск.) — хвала, слава! — гаркнули черногорцы.

— Живио! {81} 81 Живио! (сербск.) — да здравствует! — крикнул хозяин ресторана (он был серб).

Заказывались новые бутылки шампанского. Искрилось и пенилось вино. От избытка чувств славяне были вне себя. Двое русских подошли к Бобровскому и Попче и крепко с ними расцеловались. Черногорцы громко кричали и неистово ругали турок, которые «заживо сжигают православных славян».

Дверь с треском распахнулась, и, как всегда шумно, ворвался Македонский с клочком бумаги в руке.

— Ребята! — закричал он. — Новость! Вчера был первый бой у Бабиной головы. Сербы победили! Ура!

Ошеломленные счастливой вестью, все вскочили с мест:

— Война! Война!

— Вот телеграмма! Читайте! Я вырвал ее у толстопузого Гробова, — выпалил весь красный, запыхавшийся Македонский. Увидев русских, он сорвал с головы свою венгерскую шапку, приветливо им улыбнулся и протянул руки:

— Привет вам, герои! Да здравствует Россия!

— Здравствуй, брат болгарин! — ответили ему русские добровольцы, пожимая протянутые руки.

Общему восторгу не было границ. Телеграмма переходила из рук в руки, от одного к другому: каждому хотелось своими глазами увидеть текст и убедиться в одержанной славной победе. Даже название «Бабина голова» казалось им в эту минуту значительным и прекрасным. Первое выступление маленькой сербской армии увенчалось успехом! Никто этого не ожидал. Черногорцы решили немедля, с утренним поездом, выехать в Турну-Северин, а оттуда переправиться через Дунай в Кладово. Совсем растерявшийся хозяин ресторана Йованович поставил для гостей еще несколько бутылок шампанского, угощая их теперь от себя. При виде общего торжества русские не могли сдержать слез.

— Братья, — с бьющимся сердцем начал Брычков, и глаза его засверкали, — война начинается, и наше пламенное желание, наконец, осуществится. Теперь мы можем бороться и геройски погибнуть за дорогую всем нам свободу!

— Да, теперь мы не подохнем, как собаки, на чужой земле, — поддержал Хаджия.

— Из Сербии мы двинем прямо в Болгарию, там поднимем наших товарищей и зададим жару Абдулу-Кериму, — добавил Бебровский.

— А воеводами кто будет?

— Тотю!

— Панайот!

— Да здравствуют добровольцы! Да здравствуют все славянские герои! — Воскликнул Македонский, выпил с жадностью бокал шампанского и, дружески улыбаясь русским добровольцам, вытер свои длинные усы.

Энтузиазм и оживление захватили всех с новой силой. Хэши были словно на крыльях; они горели желанием поскорее выехать в Кладово из страха, что славой победы завладеют другие, прежде чем они туда доберутся. Наконец появился Говедаров и сообщил, что через два дня бухарестский молодой комитет {82} 82 Имеется в виду организованное в Бухаресте в 1868 году «Болгарское общество», объединявшее силы «молодого» крыла эмиграции, стоявшие на позициях либерализма и мелкобуржуазного радикализма. снабдит их железнодорожными билетами и деньгами.

На следующий день прибыли новые силы. Повстанцы, бежавшие после Панагюрского {83} 83 Панагюрское восстание — г. Панагюриште был одним из очагов Апрельского восстания 1876 года. восстания, старые хэши, ветераны 1862 года {84} 84 Бойцы организованного Г. Раковским болгарского легиона, принявшего в 1862 году участие в осаде белградской турецкой цитадели, и участники партизанской борьбы под руководством Панайота Хитова в Балканских горах. и участники партизанских боев 1867–1868 годов, огородники, каменщики, лавочники и рабочие спешили из всех углов Румынии в Бухарест, чтобы переправиться оттуда в Сербию. Они торопливо покидали свои дома и шли на опасное дело, которое могло привести их к смерти либо навсегда преградить путь в Болгарию, где оставались все их привязанности. Сейчас они шли навстречу неизвестности, бросались в пучину бедствий. Ради чего? Чтобы помочь делу освобождения своей родины. Кто их гнал? Что их заставляло идти на такое самопожертвование? Корысть? Тщеславие? Нет, столь низкие побуждения были им чужды. Ими владело другое: дух времени, тот самый дух, который, выдвинув из недр исстрадавшегося народа Болгарии столь великих сынов, вписал в нашу, историю так много славных страниц об их героизме и самоотверженности. Это было время самопожертвований, когда в великих муках рос невиданный героизм. Патриотическая струна в каждой израненной болгарской груди была столь нежной, столь чувствительной, что малейшее прикосновение к ней приводило ее в трепет и рождало сказочную музыку.