Любен Каравелов - Болгары старого времени

Через несколько мгновений из дверей мельницы вышла старая оборванная женщина; Видя, что она идет с пустыми руками, дедушка Колю крикнул:

— Лошадь заболела от сглаза. Принеси, что нужно.

Бабушка Перва пошла обратно и вскоре показалась опять с котелком воды в правой руке, зеленой миской и яйцом в левой. Следом за ней появилась еще одна старуха. Сгорбленная, она еле передвигалась, опираясь на посох. Время от времени она останавливалась и приставляла левую руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть нас. Заметив ее, дедушка Колю снова крикнул:

— Иди, иди сюда, тетенька Митра. Ты больше понимаешь в порче. И рука у тебя легче.

Старушка эта приходилась теткой бабушке Перве и славилась по всему селу искусством врачевания. Что у кого ни случится: ребенок ли заболеет, напорется ли кто на что, злым ли ветром кого прохватит, на скотину ли хворь нападет, — все посылают за бабушкой Митрой. Всякую болезнь она понимает, каждой травки знает силу. И колдовство умеет развеять, и порчу отвести, и пупок перевязать, и от простуды растереть, и коров яловых так кормить, что-б они стельными стали, — ну все, все! «Кабы, не наша бабушка Митра, полсела вымерло бы», — говорили сврачевцы, и с полным основанием, так как действительно видели от нее добро.

Когда бабушка Митра подошла к нам, оба крестьянина почтительно отступили в сторонку из уважения к ней, то есть к ее знаниям и способностям. Быстро оглядев место катастрофы, она остановила взгляд на Буланом. Молча взяла из рук бабушки Первы яйцо и миску, встала перед мордой Буланого, приставила яйцо ему ко лбу, между глаз, впилась в них взглядом и пробормотала сквозь зубы:

— Дурной глаз на камень глядел. Камень разбейся, а сглаз развейся!

Прошептав свою ворожбу трижды, бабушка Митра ударила коня яйцом по лбу; яйцо разбилось, и его содержимое стекло в подставленную миску. Бабушка Митра обмакнула в нее пальцы и помазала Буланому лоб и виски. Потом схватила котелок и выплеснула всю воду в глаза коню. Буланый вздрогнул, фыркнул и встряхнул мокрой головой. После этой операции он как будто успокоился, присмирел. Бабушка Митра приступила ко второй операции. Она протянула правую руку, пригнула к ладони два средних пальца, сблизила указательный с мизинцем и поглядела на бабушку Перву. Та, сейчас же догадавшись, наклонилась, подняла с земли соломинку и подала ее бабушке Митре. Поместив эту соломинку между обоими пальцами, та, опираясь на посошок, подошла сбоку к лошади и перекинула соломинку ей через спину. Потом подняла соломинку теми же двумя пальцами и опять кинула ее через спину лошади. Она проделала это три раза, все время что-то шепча, но что именно, я не расслышал.

Совершив эти действия, смысл которых был понятен ей одной, бабушка Митра, ни слова не говоря, повернулась и, по-прежнему опираясь на посошок, побрела обратно на мельницу. Бабушка Перва, взяв котелок и миску, отправилась вслед за ней. Бай Гето достал из телеги сенца, привязал лошадь к задней перекладине телеги и дал это сено ей. Дедушка Колю принялся рассматривать сломанное дышло, и по движению правой руки его и шевелению левого уса я мог заключить, что он прикидывает, как бы исправить повреждение.

Но предоставим дедушке Колю с баем Гето чинить, как знают, сломанное дышло и порванную супонь и перенесемся к дедушке Колю на мельницу.

Мельница дедушки Колю стояла у затона, чуть не в самом русле речушки. Берег был сильно размыт и усеян камнями — и мелкими и довольно крупными. Я сразу понял, что речушка эта вздувается от ливней и становится тогда достаточно сильной, чтобы ворочать большие каменья. Было даже удивительно, как не снесло до сих пор всю мельницу дедушки Колю, такую крохотную, низенькую, полуразвалившуюся — жалкую игрушку водоверти. Крыша у нее была соломенная, стены плетеные, обмазанные навозом. На воротах девяносто девять латок, а жолоб почти совсем сгнил и позеленел от старости. С того боку, что выходил на реку, почти весь фундамент был подмыт, так что мельница накренилась, как знаменитая башня в Пизе. Правда, на каждом шагу виднелись следы мучительных усилий дедушки Колю, пытавшегося своими натруженными руками предотвратить окончательное разрушение, но, к сожалению, усилия эти мало помогали. Здесь торчит деревянная подпорка, приколоченная разнокалиберными гвоздями, тут пролом в стене заложен гладкими, отполированными рекою камнями: дальше — свежие пятна коровьего навоза и глины или прибита какая-нибудь дощечка, заменяющая не то камень, не то часть плетня, не то замазку… Что могут сделать две слабые руки? Заниматься ли им починкой здания, или зарабатывать тяжким трудом на одежду и кусок хлеба, которых ждет голодная и раздетая семья, да на выплату податей? За что приняться в первую очередь?