— Что бы это могло быть?
— Молчи, молчи! — шепчет мама.
— Должно быть, турки забрались к дяде Ифтиму, — говорит шепотом брат.
— Турки? Да ведь они сбежали.
— Молчите, а то как бы сюда не нагрянули! — шипит на нас отец.
Мы стоим затаив дыхание. Грохот и вопли во дворе дяди Ифтима продолжаются.
Но вот стук прекратился. Утихают и крики. Уж не к нам ли теперь идут? Мы дрожим и ждем. Сердца наши сжались от страха… Но никто не появляется. Только где-то далеко слышится собачий лай. Скоро и он смолк. Все притаилось.
— Слава богу, миновала нас эта напасть! — крестится мама благоговейно. Мы тоже крестимся, но еще долго не можем прийти в себя. Все стоим настороженно, готовые ко всему…
Я уснул только перед рассветом. Встал довольно поздно. Мама уже сбегала к дяде Ифтиму разузнать, что это был за стук и кто кричал. Действительно, приходили турки. Искали у него дядю Саво. Побывали они перед этим у дяди Саво, стучали, гремели — никто им не ответил. Наконец они взломали дверь, ворвались в дом, но не нашли там ни души. Дедушка Мито, оставшийся караулить дом, видя, что дверь не выдержит, выбрался в окно и притаился где-то в уголке сада бабушки Тодарыкиной. Турки шныряли туда-сюда по дому, разворочали все в сундуках — деньги, как видно, искали. Не нашли. Тогда они к дяде Ифтиму давай стучать в дверь. Требовали, чтоб вышел дядя Саво.
— Нет его здесь, — отвечал Ифтим.
— Тут он! — и продолжали стучать. Дети подняли крик. А те все грохотали и ломились в дверь. Но ворваться не смогли — дядя Ифтим устроил крепкие засовы. Так и убрались ни с чем.
Позднее узнали, что то же самое творилось во всех чорбаджийских домах. Местные турки вернулись и делали облавы на более зажиточных людей, чтоб награбить денег. Но похоже, нашелся среди них один порядочный турок, который сообщил селу про замысел пакостников, и все, кто был побогаче, разбрелись на ночь по бедняцким хатам. Дядя Саво скрылся со своими домочадцами у дяди Андрея, что живет теперь в цыганском квартале. Лишь в немногих домах поганые турки застали хозяев, не успевших спрятаться, и избивали их до тех пор, пока те не признавались, где у них хранятся деньги. Так был избит до полусмерти дедушка Минко Кусичорба с верхней окраины села. В нижнем квартале тяжело избили дядю Койчо, маминого брата, который после этого долго пролежал больной.
Раннее утро. Все кругом безмолвствует. Выхожу на дорогу. Нигде ни души. Возвращаюсь в дом. Отец сидит у очага и беспокойно курит трубку. Мама принимается то за одно, то за другое, но и у нее все из рук валится. Старший брат нетерпеливо расхаживает по кухне из угла в угол. Я не могу усидеть на месте. Опять выхожу на улицу. Вижу, сверху идет старик турок по имени Амза. Сгорбленный немного, он неторопливо спускается вниз, опираясь на посошок. Я иду в дом и сообщаю об этом матери.
— Видать, один-одинешенек остался он на селе, горемыка, — сжалилась она над ним.
Вдруг слышу — скачут по мостовой. Бросаюсь к калитке. Явно встревоженный Амза повернул обратно. Вышла на улицу и невестка Димитрица. Она тоже взволнована.
— Кто это, что за люди проскакали верхом, Амза-ага? — спрашивает она у турка, который остановился, тяжело дыша.
— Да они, молодка…
— Кто они?
— Московцы, кто же.
— Московцы? — переспрашивает она в крайнем удивлении.
— Московцы!.. — кричу я. По телу у меня пробегают мурашки.
— Московцы, они, они! Узнал я их. Видел их на войне под Силистрой. Они, это они! — И, сжимая дрожащей рукой свой посошок, он побрел дальше вверх по улице.
Высыпают женщины и из других домов. Сбегаются дети.
— Московцы, московцы пришли! — с волнением рассказывает невестка Димитрица.
— Это московцы так пронеслись, говоришь?
— Да они, кто же еще!
— Московцы, московцы, — волнуются все.
Но вот вдали опять слышится конский топот. В нижнем конце улицы показываются всадники и мчат во весь опор. Мы разбегаемся. Я бросаюсь к калитке и приникаю к щелочке в воротах. Но не успел ничего разглядеть — они вихрем пронеслись мимо. Я перебегаю к верхней калитке, чтоб увидеть, куда они поехали. Вижу, остановились у чешмы. Их двое — в высоких шапках, с ружьями за спиной, с длинными пиками в руках. Перед нами Босой Доко с верхней улицы. Я бегу туда.
— Есть турок, братушка? — спрашивает один из всадников Доко, а тот снял шапку, зажал ее под мышкой и дрожит с перепугу всем телом.
— Что говоришь? — и смотрит на них сам не свой.
— Турки, турки, есть турки? — вмешивается второй.
Читать дальше