Ричард Олдингтон - Сущий рай

— Какое это имеет отношение?

— Ну, если вы не так уж сильно меня желаете…

— Ах, понимаю! Ну, предположим, я скажу, и не только скажу, но и пообещаю вскорости доказать вам, что мое желание простирается на миллионы миль за пределы всякого здравого смысла и приличия, тогда что? Сказать: «Я люблю вас» — это значит воспользоваться, не знаю, в который раз, тошнотворным журналистским штампом. Я — о, черт возьми, — хотите, чтобы я пронзил себе грудь кинжалом а-ля Байрон или сжег руку на медленном огне? Я сделаю это…

— В таком случае да.

— Что да?

— Я рискну.

Каким-то образом широкий пояс распустился, и взорам Криса предстало гораздо больше, чем кусочек белизны. Он укусил свою руку, пока ему не стало дьявольски больно.

— Нет! Рано еще целоваться! — вскричал он, пытаясь сохранить деловитость, хотя голос его дрожал. — Еще один, только один вопрос. Вы не очень сильны по части биологии, Марта. Хотя вопреки обывательскому мнению, половая жизнь и размножение — не одно и то же, однако между ними есть связь. Я не хочу, чтобы вы были матерью незаконнорожденных детей. Вы знаете, как избежать беременности?

— Да, — прошептала Марта.

— Вы пробовали делать это?

— Да.

— Вы уверены, что это надежно?

— Да.

Теперь халатик почти совсем перестал выполнять свои первоначальные функции, но Крис все еще игнорировал его сигналы.

— Вероятно, мне следовало бы потребовать более точных разъяснений, — сказал он с сомнением в голосе. — Но будем надеяться, что у вас есть опыт. Кажется, я и так уж измучил вас своими бесконечными сомнениями и доводами. Но по крайней мере я не обманывал вас. И помните: я не требовал от вас никаких обещаний. Когда-нибудь это избавит вас от унизительной необходимости нарушить свое слово. Я надоел вам, я охладил ваш порыв, я почти оттолкнул вас от себя. Но я сделал это потому, что хотел поступить с вами прямо и честно, а не просто из чувства самозащиты. И если бы я не был очень и очень небезразличен вам, вы никогда не вынесли бы всех этих бесконечных разговоров.

Марта ничего не сказала. Наступило долгое молчание.

— Марта! — тихо сказал Крис.

— Да?

— Посмотрите на меня!

Она посмотрела на него вопросительно.

— Марта! Как сладко произносить ваше имя! Как сладко думать, что с вами я могу быть самим собой, ничего не скрывать, допускать вас всюду, куда никто еще не входил и не может войти. Если я был чересчур осмотрителен и придирчив, если мое объяснение в любви слишком походило на какой-то договор о сотрудничестве в области биологии — простите меня. Я говорил все это потому, что считаю это существенным, потому что хочу, чтобы наши отношения были настолько совершенными, насколько могут быть совершенными отношения между людьми, потому что я верю, что между мужчиной и женщиной не должно быть антагонизма, не должно быть вражды с перемириями на то время, когда они удовлетворяют свои потребности, потому что я верю в возможность любви без злобы, без разочарования.

Марта! Не отводите глаз! Я хочу, чтобы вы видели, что я говорю правду, которая идет из самых глубин моего существа. Я буду доверять вам, как не доверял никому с самого детства. Я подпущу вас так близко к себе, что вы сможете убить меня единым словом или взглядом, предать меня единым жестом или улыбкой. Да, это мне будет трудно, я человек недоверчивый. Но если я ненавижу дураков, ханжей и лицемеров, это еще не значит, что я не могу относиться к вам с нежностью.

Вы знаете, когда я впервые увидел вас, я ушел отсюда с мыслью: «Как она мила!» Но в другие разы я уходил с мыслью: «Как проживу я все эти часы до новой встречи?» и «Какое горькое мучение, если я никогда не увижу ее снова!» Я желаю вас так страстно, что иногда чувствую боль, подлинную боль в груди. Если я заставил вас посмотреть прямо в лицо важным фактам обыденной действительности, не думайте, что я не способен видеть красоту, ощущать живую поэзию, исходящую от вас, Марта. Это не лживая поэзия, не холодное повторение избитых рифм, а золотая плоть живых мгновений. Мы примем жестокую действительность, Марта, но сделаем ее столь же прекрасной, как живой мир солнца и высоких деревьев и цветов. Мы будем естественны, как море, свежи, как ветер.

Не отводите глаз! Не обращайте внимания, если прерывается мой голос. Так удивительно сбросить с себя одиночество, так удивительно и чудесно ощущать благодаря вам полное сердечное спокойствие. Я никогда не думал, что при взгляде на женщину меня повергнет в такое волнение, на меня так подействует ясный блеск ее мягких, темных глаз. Я никогда не думал, что красота юного белого тела — да, откройте мне его — может довести меня до слез тем, что оно так стройно, так нежно и так беззащитно. И лучше всего то, что в нас нет грусти, и наши слезы — слезы освобождения. Нам весело. Так постараемся же сохранить это веселье и эту сладость и… О да, милая, милая, да, теперь, да…