Сомерсет Моэм: Видимость и реальность

— Бедняжка, ты еще не ел? Я сейчас же велю подать завтрак.

— Не желаю я завтракать.

— Глупости. При той огромной ответственности, которая теперь на тебя возлагается, ты должен заботиться о своем здоровье.

Она позвонила и велела вошедшей горничной принести горячего кофе. Когда кофе был принесен, Лизетта налила его в чашку. Однако сенатор не прикоснулся к ней. Она намазала маслом булочку. Он пожал плечами и начал есть, периодически бросая реплики о вероломстве женщин. Она продолжала молчать.

— Хорошо хоть у тебя хватает совести не пытаться оправдываться. Ты ведь знаешь, я не тот человек, чтобы позволить безнаказанно водить себя за нос. Я само великодушие по отношению к тем, кто хорош со мной, и безжалостен с теми, кто плох. Вот допью кофе и навсегда уйду из твоего дома.

Лизетта вздохнула.

— Теперь я могу сказать, что готовил для тебя сюрприз. Я решил в ознаменование второй годовщины нашего союза выделить тебе сумму денег, достаточную для скромного, но независимого существования, если со мной что-нибудь случится.

— Сколько? — хмуро спросила Лизетта.

— Миллион франков.

Она снова вздохнула. Внезапно что-то мягкое ударило сенатора в затылок и он вздрогнул.

— Что это? — воскликнул он.

— Он возвращает твою пижаму.

Молодой человек открыл дверь, швырнул пижаму в голову сенатору и снова быстро закрыл ее. Сенатор высвободился из шелковых штанов, которые обвились вокруг его шеи.

— Что за манеры! Твой приятель, разумеется, необразован?

— Конечно, он не обладает твоими достоинствами, — прошептала Лизетта.

— А обладает ли он таким же интеллектом?

— О, нет.

— Он богат?

— Ни гроша.

— Что же ты, черт побери, в нем нашла?

— Он молод, — улыбнулась Лизетта.

Сенатор опустил глаза в тарелку и по его щеке в кофе скатилась слеза. Лизетта сочувственно взглянула на него.

— Мой бедный друг, в жизни нельзя иметь все.

— Я знаю, что я не молод. Но мое положение, богатство, энергия? Я полагал, этого достаточно. Есть женщины, которые предпочитают зрелых мужчин. Есть прославленные актрисы, которые сочли бы честью для себя быть подругой министра. Я слишком хорошо воспитан, чтобы попрекать тебя твоим происхождением, но это же факт, что ты манекенщица и я извлек тебя из квартиры с оплатой всего в две тысячи франков в год. Разве для тебя это не шаг наверх?

— Я дочь бедных, но честных родителей, и у меня нет оснований стыдиться своего происхождения, и у тебя нет права упрекать меня только потому, что я зарабатываю себе на жизнь скромным трудом.

— Ты любишь этого мальчика?

— Да.

— А меня нет?

— И тебя тоже. Я люблю вас обоих, но я люблю вас по разному. Я люблю тебя, потому что ты выдающийся человек и беседы с тобой поучительны и интересны. Я люблю тебя потому, что ты добр и великодушен. Я люблю его, потому что у него такие большие глаза и волнистые волосы, и он божественно танцует. Это совершенно естественно.

— Но ты ведь знаешь, что в моем положении я не могу водить тебя туда, где танцуют и смею предположить, что когда он будет в моем возрасте, у него будет волос не больше, чем у меня.

— Вполне возможно, — согласилась Лизетта, хотя вряд ли это имело для нее значение.

— А что твоя тетя, почтенная мадам Саладен, скажет тебе, когда узнает, что ты натворила?

— Ну, вряд ли это будет для нее сюрпризом.

— Ты хочешь сказать, что эта достойная женщина одобряет твое поведение? O tempora, о mores! [10]И как долго это все продолжается?

— Со дня моего поступления в мастерскую. Он разъезжает от крупной лионской фирмы, изготавливающей шелковые ткани. Однажды он появился со своими образцами. Мы друг другу понравились.

— Но ведь твоя тетя должна была оградить тебя от искушений, которым подвергается молодая девушка в Париже. Ей не следовало позволять тебе иметь дело с этим молодым человеком.

— А я не спрашивала ее разрешения.

— Но так можно свести в могилу твоего убеленного сединами отца. Ты не подумала об этом раненом герое, чье служение стране было вознаграждено лицензией на торговлю табаком? Ты забыла, что коль скоро я министр внутренних дел, то она находится под моим контролем? И я вправе отменить ее ввиду твоей вопиющей безнравственности.

— Я знаю, ты слишком джентльмен, чтобы поступить так подло.

Он сделал рукой жест выразительный, хотя и несколько драматический.

— Не бойся, я никогда не опущусь до того, чтобы мстить человеку, имеющему заслуги перед страной, за постыдные деяния существа, которое мое чувство достоинства велит презирать.