Джон Пристли - Добрые друзья

— Еще бы не разрешил. А миссис Тарвин, несомненно, позволит мне замочить чернослив для завтрашнего обеда. Но я не стану, нельзя жить одними удовольствиями. Не дадите ль почитать какой-нибудь свежий шедевр о преступлениях и расследованиях, чтобы подсказок было поменьше, а подозрений побольше? — Иниго стал осматриваться по сторонам.

Фонтли зевнул.

— Бери что хочешь. Вот этот неплох, «Тайна соломенной шляпы». Заморочит твои нежные мозги. Пойду прилягу на часок.

Иниго уполз с добычей в свою душную нору и уже через несколько минут выскочил на улицу, решив почитать под деревом на заднем дворе. По дороге туда он встретил служанку, которая пообещала передать записку прекрасной Элис — та «чистила перышки». Затем Иниго нашел подходящее дерево и принялся безжалостно убивать огромный воскресный день «Тайной соломенной шляпы», однако дочитать не успел: его быстро сморил сон. Очнувшись, Иниго сделал ряд открытий, самым важным из которых было то, что полдник давно закончился, на улице стало гораздо холодней, а сам он окоченел и вдобавок заработал головную боль. Иниго побрел к дверям школы и увидел возвращавшихся с прогулки Фелтона и мисс Калландер — вид у них был усталый, пыльный и безрадостный. Они шли впереди, и Иниго не стал их окликать.

Когда через два часа он спустился к традиционному холодному ужину, живот его урчал от голода. За столом собрались все преподаватели, однако говорить пытался только мистер Тарвин — коротенький напыщенный очкарик с обманчиво высоким лбом и мохнатыми усищами, под которыми, несомненно, скрывался маленький безвольный рот. Мистер Тарвин любил подчеркивать свои наблюдения необычным взрывным звуком, который можно не вполне точно записать как «чамха». Именно этот звук Иниго услышал, войдя в столовую.

— А, Джоллифант! — воскликнул мистер Тарвин. — Вы как раз вовремя, чамха, как сказал шотландец, когда его сменили на посту.

— Что за шотландец? — поинтересовался Иниго, состроив невинные глазки. Впрочем, стоило ему взглянуть на Фонтли (тот приподнял косматые брови), как они тут же засверкали коварным блеском.

— Не уточняется. Чамха. — Мистер Тарвин стал потирать ручки, глядя на еду.

Снова подали отварную говядину, только на сей раз холодную, а к ней свеклу и картофельное пюре. Зато перед миссис Тарвин поставили внушительное блюдо с холодным цыпленком. Иниго украдкой его осмотрел и встретился взглядом с мисс Калландер, которая вдруг опустила глаза и стала изящно бороться с одолевшим ее кашлем. Учителя дружно заработали челюстями; миссис Тарвин время от времени говорила что-нибудь Фелтону или мистеру Тарвину. Иногда в разговор встревал Фонтли, а мисс Калландер с Иниго только переглядывались через стол. Последний был убежден, что страдает глубокой депрессией. «От боли сердце замереть готово, — говорил он себе, ковыряя вилкой скользкий ломтик свеклы, — и разум на пороге забытья [17] Дж. Китс. Ода соловью. Пер. Е. Витковского. . Определенно». Ему казалось, что все чудесные молодые годы он провел за поеданием жесткого мяса в обществе этих неприятных людей.

Пришла пора десерта. Перед миссис Тарвин поставили тарелку карамельного крема и кувшинчик сливок, а на середину стола поместили сливочное масло, деревянный сыр… и тушеный чернослив. Даже не свежий, возмущенно отметил про себя Иниго, а старый сморщенный чернослив — отдельные ягоды он сам отверг несколько дней назад и теперь с содроганием узнавал их в лицо.

— Нет, спасибо! — вскричал Иниго, когда ему поднесли блюдо. — Обойдусь. Я не люблю чернослив. Вы любите чернослив, миссис Тарвин? — с вызовом осведомился он.

За столом тут же наступила мертвая тишина.

— Сдается, мистер Джоллифант, — процедила она, — я не просила у вас советов относительно моего рациона. Раз уж на то пошло, я люблю чернослив, очень люблю…

— Когда-то я тоже любил, — бесцеремонно перебил ее Иниго, — а теперь с души от него воротит.

— Однако в моем возрасте нельзя есть все, что захочется, — продолжала миссис Тарвин, — никак нельзя. Я должна быть очень осторожна, очень осторожна.

— Конечно. Очень осторожна. Чамха, — подхватил ее муж.

— По молодости можно есть что угодно, что угодно, — не унималась директриса. — А многие юнцы еще и говорят и поступают, как им заблагорассудится. Но подчас они допускают большую ошибку, ошибку. — Она уставилась на Иниго сквозь стальные очки, а потом перевела взгляд на своего соседа. — Так что вы говорили, мистер Фелтон?