Джон Пристли - Добрые друзья

Тут раздается стук, и кто-то, сверкнув очками, заглядывает в дверь.

— Кто там? — восклицает Иниго, не оборачиваясь. — Заходите!

— Прости за беспокойство, Джоллифант. — Гость входит.

— А, это ты, Фелтон! — Иниго выкручивает шею и ухмыляется. — Ну, заходи же, садись.

Они с Фелтоном примерно одного возраста, но на этом их сходство заканчивается. Фелтон — приятный серьезный юноша; из-за очков с линзами без оправы он производит обманчивое впечатление человека энергичного и расторопного. Пару лет назад он окончил университет Бристоля, где провел четыре ничем не примечательных года, вознамерившись делать, что должен, говорить только правду и со всеми поддерживать дружеские отношения. Судя по некоторой обеспокоенности в его лице, голосе и манерах, это оказалось не так-то просто. Он уже начал подходить к жизни — верней, к каждому ее новому проявлению — с легкой запинкой и предварительным покашливанием. Фелтон живет с опаской, время от времени читая длинные скучные биографии, куря сигареты без никотина и неизменно со всеми соглашаясь, а во время каникул старается забыть об ответственности и осторожно путешествует по миру.

Фелтон сел и откашлялся.

— Слушай, Джоллифант, не хочу тебя отвлекать…

— Ты меня не отвлекаешь. — Иниго взглянул на приятеля как на умного фокстерьера. — Впрочем, меня действительно терзают муки творчества. Муки! Ну и дурацкое же слово! Тебя когда-нибудь терзало что-либо подобное?

— Вижу, тебя и впрямь терзает. — Фелтон с некоторым благоговением посмотрел на блокнот. Он всегда преклонялся перед литературой, преклонялся столь глубоко, что не смел с нею познакомиться. Он не знал, имеют ли сочинения Джоллифанта хоть какое-нибудь отношение к литературе, но, как всегда, предпочитал не испытывать судьбу. — Я насчет стирки, — виноватым тоном добавил он.

— Насчет стирки?! — воскликнул его приятель в презрительном исступлении. — Сейчас субботний вечер, Фелтон. Подумай только, субботний вечер! Вспомни, какие оргии вы устраивали по субботам в Бристоле. Как видишь, я в добровольном затворничестве готовлюсь посвятить себя искусству, отправиться на поиски меткой фразы. Да, именно меткой фразы. Это самое главное. Подобрать верное слово чертовски трудно, друг мой! Однако, — он очень строго посмотрел на гостя и достал свою трубку вишневого дерева, — я решил отвлечься от горних мыслей и предаться веселью с добрым другом, обменяться с тобой идеями, послушать воспоминания о лихой студенческой поре. Но никакой стирки в субботний вечер!

— Прекрасно тебя понимаю, — ответил Фелтон. — Ужасный пустяк, конечно, однако миссис Тарвин велела…

Иниго поднял руку.

— Ее слова да не будут услышаны. Эта женщина — горгона. Сегодня я отказываюсь верить в ее существование.

— Ну, мы тебя предупреждали, какая она, — сказал Фелтон. Он преподавал в школе уже четвертую четверть, а Иниго — только третью. Последние две четверти миссис Тарвин была в отъезде, проходила долгий курс лечения на курорте, поэтому Фелтон знал ее гораздо лучше, чем Иниго. — Мы говорили, чтό тут начнется с ее возвращением, — добавил он с неприятным пророческим самодовольством.

— Говорили, как же! — вскричал Иниго. — Помню, ты сказал, что кормежка станет скуднее. По-твоему, это «скуднее»? Да нас тут голодом морят, честное слово! Не еда, а один запах, да и тот стал еще омерзительней. Ужин сегодня был чудовищный.

— Да, могло быть и лучше…

— Пастушья запеканка [9] Пастушья запеканка — запеканка из картофельного пюре и мясного фарша. — ни один уважающий себя пастух к ней бы не притронулся — второй раз за неделю, и уже в который раз чернослив! Субботний ужин называется! Сама-то, жирная свинья, прямо у нас под носом уплетает котлеты, сливки и бог еще знает что. Нет, это последняя капля, особо изощренная пытка. Ела бы она с нами из одного корыта, давилась бы тем же фаршем, черносливом и прочей мерзостью, я бы еще терпел. Так нет же, сидит и прямо на наших глазах лопает нормальную пищу, заставляет нас смотреть, как вкусная еда превращается в этот гадкий жир! Ни в какие ворота не лезет! Ну ничего, еще один такой ужин, и я сожру бутерброды и шоколад прямо у нее под носом! Нет, еда мне безразлична, Фелтон. Душа моя сродни звезде блестящей [10] Перефразированная цитата из стихотворения У. Вордсворта «К Мильтону». Пер. К. Д. Бальмонта. , определенно. Но я спрашиваю: можно ли достойно обучать молодежь, день-деньской биться с французским и историей, питаясь одним черносливом? Нет, нельзя.