— Доброе утро, голубушка! — задыхаясь, выговорила миссис Чиллингфорд. — Я зашла пригласить вас на чай.
Весть о свадьбе дочери была написана у нее на лбу.
Событие оказалось под стать миссис Чиллингфорд — женщине миниатюрной и жилистой, скованной ревматизмом, но с воинственным лицом, крючковатым носом, цепким взором и неукротимым духом. Ее муж, преподобный Томас Чиллингфорд, был невозмутимейшим из смертных (если дело не касалось окон для прокаженных, Университетской комиссии и англокатолицизма), а более безмятежной деревушки, чем Хизертон, не сыскать на всем острове. Однако миссис Чиллингфорд ухитрилась превратить свою жизнь в военную сагу. С утра понедельника по вечер субботы она ставила ультиматумы, мобилизовывала резервы и вела сражения, а по воскресеньям устремлялась в церковь — воспевать свои победы и стрелять глазами налево и направо, пока ее муж за кафедрой бормочет о мире. Проведя час в ее обществе, гости, приезжавшие с северо-западных границ Центральной Америки, стремительно пересматривали свои взгляды на английскую сельскую жизнь и отправлялись восстанавливать силы в Лондон. Единственный раз миссис Чиллингфорд потеряла страсть к борьбе и на полгода совершенно угомонилась — она никак не могла уяснить, что Джон Чиллингфорд отныне не живой человек, а лишь имя на памятнике жертвам войны. Добрым людям Хизертона и окрестностей вскоре открылось, что перемирие было временным затишьем перед бурей. Впрочем, мир этот не давал им покоя, и они даже обрадовались, когда жена пастора вновь стала собой. Шесть месяцев спустя она похоронила в себе молчаливую покладистую старушку в черном и с тех пор воевала без удержу: посыльные, офицеры-вербовщики, знатные дамы, даже епископы и мировые судьи отступали под ее натиском. Ее мягкий и совсем неглупый муж, преподобный Томас Чиллингфорд, ни разу не высказал ей упрека; наоборот, он даже подсовывал жене новых противников и время от времени намекал, что отчаянно нуждается в ее помощи, хотя на самом деле у него никогда не было врагов. Последние год или два обстоятельства не позволяли миссис Чиллингфорд развернуться во всю ширь своего таланта; она довольствовалась заседаниями комитета цветочных выставок и прочими пустяками подобного рода. Но грядущее событие было под стать миссис Чиллингфорд.
— Да, это правда, мне следовало сразу вас известить. Его зовут Аткинсон, Джеральд Аткинсон — возможно, вы знакомы; он здесь бывал, а сейчас остановился у Хорроков. Дороти, конечно, виделась с ним в городе. Да, это так неожиданно, но я все равно рада, очень рада! У него плантации в Кении — то ли кофе, то ли еще что, — и свадьбу надо провести как можно скорее, его ждут дела. Он почти на два года младше Дороти — это, разумеется, сущий пустяк и ничего не значит, — но родители, которые все еще распоряжаются его финансами, не одобряют его выбора. Безобразие!
Пока миссис Чиллингфорд переводила дыхание, мисс Трант успела подумать, что Дороти нарочно выдумала историю про недовольных родных, дабы ее матушка всей душой одобрила предстоящий брак. Если бы миссис Чиллингфорд доложили, что Аткинсоны только за, она велела бы Дороти немедленно возвращаться домой.
— Ах да, кажется, припоминаю! — воскликнула мисс Трант. — Высокий блондин, верно? Я бы не сказала, что он чересчур молод для Дороти.
Раз уж на то пошло, Джеральд Аткинсон ни для кого не был чересчур молод; то был очень старый молодой человек.
— Вы совершенно правы! — вскричала миссис Чиллингфорд. — Вряд ли они станут молоть такую чушь. Не знаю, что они станут молоть, но завтра же утром поеду в город и узнаю. Дороти может на меня рассчитывать, будь там хоть пятьдесят тысяч Аткинсонов! Кое-кто возомнил, будто может до конца жизни помыкать детьми. Купили сыну плантацию — бедняжке надо было чем-то заняться, и, похоже, он добился больших успехов за первый год, — так теперь возомнили, что имеют право выбирать за него невесту! Самодуры!
— А что думает Дороти? — кротко спросила мисс Трант.
— Вы имеете в виду насчет даты, места, нарядов, транспорта и прочего? О, понятия не имею, что думает моя дочь: ей хватает ума не сообщать о подобных соображениях своей матушке. Завтра поеду в город и все улажу. Это долг любой матери. Дел предстоит много, очень много, а времени практически нет. Я, конечно, могу и передумать, отложить свадьбу до лучших времен. Но вряд ли я стану это делать. Почему вы улыбаетесь, Элизабет?
Мисс Трант нагнулась и вытащила из земли совок.
Читать дальше