— Ей-ей, скажу ему! Ей-ей, скажу ему!..
Мчался он, правду сказать, и оттого, что страшно боялся медведя, который прошлой ночью «отведал мяса» на поляне.
Лес кончался, сосны стали редеть, замелькала поляна, залитая лунным светом.
— Ну, вот я и добежал! — прошептал про себя Якубек. А потом стал звать собак: — Ту! ту! ту! ту! ту! — а они, услышав знакомый голос, с шумом побежали к нему, а Варуй, огромный, как теленок, влез ему под ноги… Якубек сел на него верхом, схватил за шею и со страшным собачьим лаем подкатил к горскому шалашу.
— Э! да и проворен ты! — сказал ему горец. — А все принес?
Якубек вынул из мешка пачку табаку, спички и бутылку водки.
— Все, что ты велел.
— Вот тебе! — сказал горец, протягивая ему большую медную монету.
И Войтек Хронец, который лежал у стены на соломе, поднялся, сунул руку за пояс и дал Якубку серебряный талер.
Якубек приметил, что к Войтку два раза приходил какой-то незнакомый мужик, очень высокого роста, говорил о чем-то потихоньку с горцем, и после этого Войтка раз не было дома всю ночь, в другой раз день и ночь, а потом целых четыре дня. А когда он вернулся — у него была масса серебряных денег, были даже золотые дукаты, из которых он дал по одному двум немым горцам из Мураня, Михалу и Кубе, которые могли по пуду поднять зубами, а на спине и десять пудов. Были они мужики спокойные и никому зла не делали. А Куба, тот умел еще дивно на свирели играть, а на трубе играл так, что эхо звенело.
Якубек рассудил, что Войтек Хронец не из какого другого места приносит столько серебра и золота, а из Липтова, из за Татр, а тот огромный мужик, должно быть, никто иной, как посланец от разбойников, с которыми сошелся Войтек.
Да впрочем об этом не говорили. Заметил только Якубек, что его дядя держит Войтка в большом почете, кормит его как нельзя лучше, а иногда говорит:
— Из тебя, Войтек, когда-нибудь толк выйдет.
Знал Якубек и то, что Войтек хотел жениться на Касе Пенцковской, что она даже была у него тут два раза, так как Войтку нельзя было ходить на деревню, все из-за его дезертирства.
Слышал Якубек, как она поклялась Войтку, что не будет ходить в корчму, не будет плясать, а особенно с Брониславом Валенчаком.
И страшно возмутилось сердце Якубка, когда, покупая табак и водку, он увидел, как Каська плясала польку с этим самым Валенчаком… Он видел не только это, видел, что Валенчак обнял ее в толпе, поцеловал два раза в самые губы, а раз в лицо.
И еще больше возмутилось сердце Яська, когда он почувствовал Войтков талер в руке. Стоит он перед ним и говорит:
— Войтек! Я тебе скажу одну вещь…
— Ну?
— Каська пляшет.
Войтек вскочил:
— Пляшет?!
— Пляшет.
— Где?
— В корчме у костела.
— Сам видел?
— Видел.
— С кем?
— С Валенчаком.
Войтек соскочил с постели на пол.
Он был босиком и, хотя наступил на горящие угли костра, но даже не заметил этого.
— Правду ты говоришь? — крикнул он и схватил Якубка за горло.
— Ей Богу!
— Нa! — и бросил Якубку еще талер; Якубек его спрятал. Войтек бросился к стене, схватил сапоги, стал обуваться.
Два немых горца, неподвижно сидевшие у костра на низенькой скамейке, пододвинув к огню головы, в черных просмоленных рубахах, в поясах, усаженных медными бляхами, с волосами, спадавшими до плеч, подняли головы и переглянулись. На черных, покрытых копотью и загоревших лицах блеснули только синеватые белки глаз.
Войтек обулся.
— Куда ты идешь? — спросил его горец.
— Туда.
— Берегись! — предостерег его горец.
— Не бойсь! Утром вернусь.
— С Богом.
— Оставайся с Богом.
Подали друг другу руки.
Войтек взял чупагу и вышел из шалаша.
Два черных немых великана встали со скамьи и кивнули горцу головами.
— Иди с ним.
Тот отрицательно мотнул головой.
— Ну, как хочешь.
Немые вышли из шалаша и вытащили из стены чупаги, которые они в нее вонзили.
— На какого чорта ты ему это сказал, — обратился горец к Якубку.
— Да как же мне было не сказать; я ведь сам слышал, как она клялась, что не будет танцевать, а он ей все говорил, чтоб она особенно с этим Валенчаком не плясала.
— Эх! жарко там будет! — сказал горец вполголоса; и, вынув из костра раскаленную трубку, стал ее потягивать и погрузился в раздумье.
Войтек мчался так, что песок свистел у него под ногами. Промчался через поляну, промчался через лес, не слыша за собой горцев; он услышал их только на дороге. Но даже не оглянулся. Помчался дальше. Примчался в деревню, к корчме, взглянул в окно: Валенчак обнял Каську и носится с ней по корчме.
Читать дальше