Здесь, в кабинете, прием проходил совсем не так приятно, как надеялись Дрейки. Элисон играла свою благородную роль милостивой Хозяйки Замка, но после того как она полчаса раскланивалась, улыбалась, восклицала («Но вы же ничего не пьете!») и спрашивала, кто что будет делать после ликвидации Дискуса, ей стало как-то не по себе. И сэр Джордж, мысленно принимавший трогательные проявления преданности от верных сослуживцев, тоже был немало разочарован тем, как обернулось дело. Оба супруга чувствовали, что слишком многие из гостей, и особенно те, кто должен был знать, как надо вести себя на прощальном вечере, никак не хотели войти в соответствующее настроение.
Никола Пемброук, чья пылкая цыганская красота никогда не вызывала симпатии Элисон, привела с собой мужа, болезненного, хрупкого музыковеда, человека разочарованного и насмешливого, у которого на лице было написано, что он только сейчас вкусил от жизни и обнаружил, что это просто гигантский кислейший лимон.
— Что же вы собираетесь делать теперь, дорогая миссис Пемброук, когда Дискуса не будет? — спросила ее Элисон.
Не дав жене ответить, доктор Пемброук ядовито сказал:
— Ее пригласили в музыкальный отдел этого нового фонда Агамазара. Столь же идиотское занятие, как и тут, в Дискусе.
— Да что вы! — Элисон взирала на них с высот — милостивая Хозяйка Замка. — Там, кажется, сэр Майкл Стратеррик? Не представляю себе, неужели он может интересоваться музыкой, понимать ее?
— Конечно нет. А кто вообще понимает? Но он хотя бы обещал предоставить Никола полную свободу действий.
— И должна сказать, — решительно заявила Никола, — он обаятелен, как никто.
— У Никола слабость к обаятельным мужчинам. — Доктор Пемброук изобразил кислую улыбочку. — Не могу ее упрекнуть — столько лет она меня терпит!
Элисон мысленно согласилась с ним, но вслух сказала довольно холодно:
— Он не в моем вкусе, не нахожу его таким уж обаятельным. Да к тому же я слыхала, что с ним очень трудно сработаться. Посмотрите, что он сделал с Комси.
— Смотреть уже не на что! — объяснил доктор Пемброук. — Комси больше не существует. Как и Дискус.
Между тем сэр Джордж столкнулся с Джун Уолсингем: она явилась сюда из шикарного мира модных журналов, словно сойдя с глянцевой обложки.
— Ну, милый мой, — начала она, — вы бы все-таки поговорили с официантами! Это называется мартини — вермут с водичкой! Наверно, воруют у вас бутылку джина ежеминутно. Ну как же вы поживаете, милый друг?
Потом, вспоминая этот разговор, он подумал, что надо было как-то пойти ей навстречу, показать, что он не хочет притворяться, будто забыл все, что случилось в тот жуткий вечер, после «Зеленого гонга».
Вполне вероятно, что они больше и не увидятся. Злясь на себя, сэр Джордж смотрел ей вслед, когда она пробиралась к выходу, и не обрадовался, когда чья-то рука легла ему на плечо и он очутился лицом к лицу с Хьюго Хейвудом. Он знал, что Хейвуд вот уже с неделю, как вернулся из отпуска, но они не встречались, больше того — избегали друг друга. И теперь Хейвуд стоял перед ним желтый, с мешками под глазами — настоящий распутник. Он привел с собой — какая наглость! — худую женщину, вероятно, актрису, со слишком толстым слоем зеленого грима на веках, в платье, похожем на мешок из-под овса. Даже в этот ранний час язык Хейвуда заплетался, и он невнятным голосом произнес имя женщины — сэр Джордж разобрал что-то вроде «Марго Фалларо». Даже в этой обстановке они оба возмутили сэра Джорджа.
— Блестящая актриса! — сказал Хейвуд, когда она отошла. — Хочет теперь играть только Беккета, Йонеско и Жэне. Изумительно цельная натура!
— А те сумасшедшие ирландцы, которых вы мне присылали? — Сэр Джордж уже не старался разговаривать, как радушный хозяин: в конце концов Хейвуд ему здорово насолил. — Их всех вы тоже считаете цельными натурами?
— Да, по-своему, конечно! — воинственно заявил Хейвуд. — Сознаюсь, я был под мухой, если вам от этого легче. Но может быть, вам небезынтересно будет услышать, что эти сумасшедшие ирландцы сейчас каждый вечер играют в «Коронете» при аншлаге. А сегодня мне сказали, что два человека, которых вы знаете и не выносите, заработали на них кучу денег — Тим Кемп и сэр Майкл Стратеррик.
— Ерунда!
— Нет, не ерунда. Они внесли несколько сот фунтов Тотси Блеггу, а теперь, наверно, зарабатывают тысячи полторы в неделю на двоих. Повезло, верно? А придумал это все я. Но вы изгадили мою идею. Получил шиш, а эти О'Моры и видеть меня не желают, да еще ваш Дискус полетел ко всем чертям, в министерство мне не попасть. Стратеррик меня в свой фонд имени кого-то не берет, приходится писать во всякие передвижные театры, искать работу.
Читать дальше