Джон Пристли - Эссе

Последнюю неделю пашу деревню лихорадит от волнения: с труппой «талантливых лондонских актеров», как пишется в афишах, к нам прибыла на ежегодние гастроли мадам имярек. Для выступлений снят большой барак из кирпича, стоящий чуть правее церкви, который служит местом деревенских развлечений и славится своими танцами и партиями в вист. В этом бараке-театре способны разместиться двести человек, верней, их может разместить мадам, которая прекрасно знает толк в таких вещах, и так как там есть стулья и скамейки без спинок и со спинками и есть стоячие места, вам могут предложить различные билеты по цене от шести пенсов до двух шиллингов.

Мадам, как и положено, соорудила сцену, занавес и прочее. Не стану утверждать, что сцена эта очень велика — пожалуй, лошадь заняла бы ее без остатка — или что освещение не оставляет желать лучшего: рампа отсутствует, и свет не столько падает на сцену, сколько на зрителей из первых двух рядов (что мне известно по собственному опыту), к тому же вряд ли стоило запихивать оркестр за занавес (рояль и скрипку — справа от просцениума, а барабан — слева), впрочем, указывать на недочеты — дело легкое. И все же это подлинная сцена, где отдается эхом поступь подлинных актеров, да и другой нам не дано, поэтому мы рады насладиться этой. Вчера перед началом представлений ведущий выразил надежду, что старые друзья и покровители мадам окажут ей поддержку, и я уверен, что она в нас не обманется. Полные сборы ей обеспечены ежевечерне, ведь даже из Литтл-Кума и Лонг-Чемптона к нам будут прибывать автобусы, набитые любителями театра. К тому же следует учесть, что каждый день нас ожидает новая программа — четырехактная или пятиактная пьеса, эстрада и «на закуску препотешный фарс». Вся эта щедрость в старом вкусе и вправду стоит денег зрителя: спектакль, эстрада, фарс на каждом представлении.

Но мало этого. Как нам тогда же объяснил ведущий, все пьесы различаются по жанру. Так, в среду мы увидим драму, которая «ничуть не хуже, а может, и получше „Узника Зенды“, как заявляют многие из критиков». В четверг нас ожидает презабавная комедия «Кто каков» (просьба не путать с прошлогодней «Кто есть кто»), и всех, кто хочет посмеяться от души, просят пожаловать сюда в четверг; отличной драмой из военной жизни порадует нас пятница, и, наконец, в субботу вечером будут давать «Любовь цыгана» — великую трагедию любви и ненависти, — которой увенчается неделя. Я жду ее с великим нетерпением.

Вчера, к восторгу публики, переполнявшей зал, показывали «Сельского бродягу», который открывал сезон. Я сам был на спектакле и потому могу сказать, как было дело. Кто, как вы думаете, брал у входивших плату? Вы полагаете, что это поручили особо приглашенному для этой цели человеку? О нет, вы слишком простодушны. Сама мадам, загримированная под матрону, встречала вас у входа, и, глядя, как величественно принимает она деньги, протягивает сдачу и дает билеты, вы понимали, что она не зря играет благородных матерей семейств в течение сорока последних лет. Мадам сама взимает плату и, несомненно, сосчитает выручку, прежде чем чинно выплывет на сцену, изображая преданную мать и потерявшую покой супругу. Мадам давно работает на сцене. А знаете, кто проводил меня на место? Тот самый человек, который через четверть часа предстал как непутевый братец Джек — транжира, хлыщ, гуляка, способный на подлог и на отцеубийство. Правда, с его висков теперь спускались маленькие смоляные бачки, вступавшие в решительный контраст с его каштановыми волосами и ясно говорившие, что это не служитель, указавший место, а негодяй и злостный интриган.

«Сельский бродяга» — отнюдь не новомодная поделка в жанре мелодрамы. Сам Крамльс, должно быть, открывал гастроли этой пьесой. Она написана в правдивом, старом стиле, который требует, чтоб каждое лицо, едва его упомянули в ходе действия, было замечено одним из персонажей и тотчас появилось на подмостках под общий возглас «Вот и он!», чтобы, не успев пройти трех метров за кулисами, актер опять выскакивал на сцену и, наконец, чтобы все «хорошие» герои любили резонерствовать и были глуповаты, а все «плохие» были грубиянами и еще большими глупцами. Мы словно попадаем на чужую, странно непривычную планету, где случай то и дело сводит всех знакомых и обитатели немножко полоумны, но говорят, как истые ораторы. Нам, жителям деревни, это нравится: мы знаем слишком хорошо, что происходит в нашем мире, и нам приятно на часок-другой перенестись в другой и дивно непохожий.