Уильям Тревор - За чертой

Следующий этаж выглядел уже иначе. Это был длинный широкий коридор с номерами по обеим сторонам. Из него вели другие, точно такие же. Мимо, потупив глаза, проходили горничные; из комнаты с табличкой "Только для персонала" слышался тихий смех; официант прокатил столик на колесиках, уставленный посудой, среди которой возвышалась завернутая в салфетку бутылка вина. "Ванная", - прочел Норман и из любопытства открыл дверь. И тут его осенило. "Боже мой!" - прошептал Норман. В его голове мгновенно возник план, благодаря которому десятилетие шестидесятых стало для него таким особенным. И потом, через много лет, вспоминая, как он обнаружил эту ванную на втором этаже, Норман так же дрожал от восторга, как в тот первый вечер. Он тихо вошел, закрыл за собой дверь и медленно опустился на край ванны. Помещение было огромное, как и сама ванна, словно в королевском дворце. Стены отделаны белым мрамором с нежными серыми прожилками. Два невиданно огромных медных крана, казалось, ждали, что он придет сюда с Мари. Они будто подмигивали ему, зазывали, будто говорили: здесь вполне удобное местечко, и почти никто не бывает, теперь в каждом номере отдельные ванные. Сидя в плаще на краю ванны, Норман подумал, что сказала бы Хилда, если бы его увидела.

Своим открытием он поделился с Мари, когда они встретились в "Барабанщике". Он исподволь подводил к своему замыслу, сначала описывал отель, рассказывал, как бродил по его коридорам, потому что не хотелось идти домой.

- В конце концов я оказался в ванной.

- Ты хочешь сказать в туалете, милый? Тебе приспичило...

- Нет, не в туалете. В ванной на втором этаже. Она вся отделана мрамором, честное слово.

Мари сказала, что только он способен на такое - разгуливать по отелю, где не живет, да еще отправиться в ванную. Норман продолжал:

- Знаешь, Мари, мы могли бы пойти туда.

- Как это - пойти?

- Эта ванная пустует полдня. Наверное, ею вообще не пользуются. Мы могли бы отправиться туда хоть сейчас. Сию минуту, если бы захотели.

- Но у нас сейчас ленч, Норман.

- Вот об этом я и толкую. Мы могли бы там и перекусить.

Из музыкального автомата неслась скорбная мольба не отвергать протянутой руки. "Возьми мою руку, - пел Элвис Пресли, - возьми мою жизнь". Служащие рекламного отдела из "Долтон, Дьюэр и Хиггинс" громко обсуждали шансы на кредит в "Канейдиан пасифик". Архитекторы из "Фрайн и Найт" сетовали на строгости в муниципальном планировании.

- Где? В ванной, Норман? Мы же не можем просто так туда пойти!

- Почему бы и нет?

- Не можем, и все. Пойми, не можем.

- Нет, можем.

- Норман, я хочу быть твоей женой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. Но я не пойду ни в какую ванную.

- Я понимаю тебя. Я тоже хочу, чтобы мы поженились. Но нам нужно придумать, как это сделать. Ты же знаешь, мы не можем взять и пожениться.

- Да, конечно, я понимаю.

Теперь они постоянно обсуждали эту тему. Само собой разумеется, они обязательно поженятся когда-нибудь. Нужно только решить, как быть с Хилдой. Мари представляла по рассказам Нормана, как Хилда трудится не разгибая спины в их квартирке в Патни, а потом идет к Фаулерам пить портвейн или в клуб. Норман нарисовал не слишком лестный портрет своей супруги, и когда Мари робко сказала, что ей в общем-то все равно, какая она, Норман ее понял. Он не рассказал только об одном - о ненасытности Хилды в постели, о ее ночных вожделениях, как он называл это про себя. Такие подробности были бы неприятны Мари.

Самое сложное было уладить экономическую сторону развода с Хилдой. Норман никогда не будет много зарабатывать, ни в бюро путешествий, ни где-либо еще. Зная Хилду, Норман понимал, что едва речь пойдет о разводе, она потребует от него чудовищные алименты, и по закону он обязан будет платить. Она заявит, что надомная работа обеспечивает ей только гроши на мелкие расходы и даже такая работа ей уже не по силам, скажет, что у нее обостряется артрит или ее мучают ознобыши, придумает что угодно. Хилда возненавидит его за то, что он бросил ее и она лишилась покорного спутника жизни. Она все объяснит его изменой - и свое горькое недовольство жизнью, и свою бездетность: она увидит умысел там, где его и в помине не было, и злоба застынет в ее глазах.

Мари мечтала родить ему ребенка, ведь у него никогда не было детей. Она хотела иметь много детей и знала, что будет прекрасной матерью. И он это понимал: достаточно было посмотреть на Мари - сама природа назначила ей материнский удел. Но в таком случае ей придется бросить работу, как она и собиралась после замужества. А это означало, что они втроем будут существовать на мизерное жалованье Нормана. Не только они трое, но и дети тоже.