Карсон Маккалерс - Отражения в золотом глазу

Когда рядовой Уильямс прибыл, капитан вышел из дома, чтобы лично растолковать ему задание. Следовало расчистить заросли молодых дубков и можжевельника, а на больших деревьях обрубить ветки на высоте человеческого роста. Капитан указал на могучий старый дуб метрах в двадцати от газона: расчищать до него. На пухлой белой руке капитана блеснуло золотое кольцо. Капитан был в шортах цвета хаки, длинных шерстяных носках и замшевой куртке. Резкие черты лица, напряженное выражение, застывший взгляд голубых глаз. Капитан не подал виду, что узнал рядового Уильямса, и нервным требовательным голосом отдал распоряжения. Он велел закончить работу сегодня же, и сказал, что придет к обеду.

Все утро солдат трудился не покладая рук. В полдень он сходил в столовую. К четырем часам работа была окончена — даже больше, чем велел капитан. У огромного дуба на границе участка форма была не совсем обычная: со стороны газона ветви росли довольно высоко, а со стороны леса опускались почти до земли. Не пожалев труда, солдат старательно отрубил все эти ветки. Кончив дело, он прислонился к сосне и стал ждать. Он не проявлял ни малейшего нетерпения и, казалось, готов был ждать до бесконечности.

— Что ты здесь делаешь? — раздался вдруг чей‑то голос.

Из задней двери соседнего дома выскользнула жена капитана и направилась к нему по газону. Солдат заметил ее сразу, но в сознании его она возникла лишь тогда, когда заговорила.

— Я только что из конюшни, — сказала госпожа Пендертон. — Феникса кто‑то лягнул.

— Так точно, мэм, — рассеянно отозвался солдат. Смысл ее слов дошел до него не сразу. — Как это случилось?

— А черт его знает! Наверное, какой‑нибудь мул или когда запустили к кобыле. Я была вне себя и искала тебя повсюду.

Жена капитана улеглась в гамак, натянутый между двумя деревьями у края лужайка. На ней были сапоги, грязные вытертые на коленях бриджи и серый свитер, но и в этой одежде она была красива. Ее лицо, обрамленное гладкими бронзовыми волосами с узлом на затылке, излучало безмятежность мадонны. Из дома вышла молодая негритянка с подносом, на котором стояла бутылка виски, стопка и стакан с водой. Госпожа Пендертон не принадлежала к числу трезвенников. Она опрокинула две стопки неразбавленного виски и запила глотком холодной воды. Больше она к солдату не обращалась, и он не стал расспрашивать ее о жеребце. Каждый из них словно забыл о существовании другого. Солдат стоял, прислонившись к сосне, и смотрел вдаль немигающим взглядом.

Осеннее солнце окутало молодую озимую траву на газоне светящейся дымкой и, пробиваясь в лесу сквозь поредевшие листья, украсило землю причудливым узором золотых пятен. Потом оно скрылось. Похолодало, подул легкий, но пронзительный ветер. Наступило время отбоя. Издали донесся отчетливый звук горна и отозвался в лесу затерявшимся глухим эхом. Приближался вечер.

В это время вернулся капитан Пендертон. Он оставил автомобиль возле дома и торопливо зашагал через двор, чтобы проверить, как сделана работа. Он помахал жене, отрывисто кивнул вяло вытянувшемуся перед ним солдату. Капитан оглядел расчищенное место, с досадой щелкнул пальцами, презрительно сжал губы и, устремив свои блекло–голубые глаза на солдата, очень спокойно проговорил:

— Рядовой Уильямс, вы все испортили. Весь смысл был в этом дубе.

Солдат молчал. Его круглое задумчивое лицо не изменило выражения.

— Я приказал расчистить только до этого дуба, — продолжал офицер, повышая голос. Он деревянной походкой подошел к дубу и указал на отрубленные ветки. — Ветви спускались вниз и закрывали лес, как занавес. Теперь все испорчено. — Его раздражение явно не соответствовало просчету солдата. На фоне высоких деревьев капитан казался маленьким и щуплым.

— Что прикажете делать? — спросил рядовой Уильямс после долгого молчания.

Госпожа Пендертон вдруг рассмеялась и, опустив одну ногу, качнула гамак. — Ты разве не понял? Собери ветки и прилепи их обратно.

Ее муж на шутку не отозвался.

— Вот что, — сказал он солдату. — Собери листья и разбросай их там, где росли кусты. После этого можешь быть свободен. — Он дал солдату на чай и удалился в дом.

Рядовой Уильямс медленно зашагал в лесную полутьму собирать опавшие листья в лесную полутьму. Гамак покачивался, жена капитана дремала в нем. Небо озарилось холодным тускло–желтым сиянием. Все замерло.

Весь вечер капитан Пендертон был в дурном расположении духа. Вернувшись в дом, он сразу же направился в свой кабинет — бывшую веранду, примыкавшую к столовой. Он уселся за письменный стол, раскрыл толстую общую тетрадь, развернул перед собой карту, достал из ящика стола логарифмическую линейку, но настроиться на работу никак не мог. Он склонился над столом и, закрыв глаза, обхватил голову руками.