Уильям Марч - Женушка

Уильям МАРЧ

ЖЕНУШКА

Перевел Самуил ЧЕРФАС

William MARCH. The Little Wife

Джо Хинкли выбрал место на теневой стороне вагона, старательно пристроил дорожную сумку и черный тяжелый чемодан с каталогами. Страшная жара для начала июня! Снаружи над шлаковой насыпью и провалившейся между рыжих берегов мутной речкой плясало слепящее марево. «Если в июне такое пекло, чего же ждать от августа?» — подумал Джо. Он взглянул на часы: два двадцать восемь — поезд должен был уже пять минут как тронуться. Знать бы, что поезд на два двадцать три задержится, так успел бы еще упаковать ящик с образцами и захватить с собой на станцию, но кто же мог знать?

Получив телеграмму от миссис Томпкинс, он страшно спешил, еле успел уложить сумку и расплатиться с гостиницей. Джо ослабил пояс и утер шею мятым носовым платком. «Ничего с образцами не случится, — подумал он. — Кто‑нибудь в гостинице вышлет их срочной оказией, или сам заберу на обратном пути».

Он заметил, что край чемодана с каталогами вылезает из‑под сидения и ногой затолкнул его поглубже — видавший виды черный чемодан, добротно сработанный для постоянных разъездов, с медными набойками по углам. Одну из ручек ремонтировали, и теперь она выделялась новой кожей. Спереди когда‑то золотыми тиснеными буквами красовалось название фирмы: «Бойкен энд Розен, оптовая продажа комплектующего оборудования», но позолота давно стерлась.

Телеграмма ошеломила Джо. Она обрушилась на него, как гром среди ясного неба. Он не мог отделаться от мысли, что это просто чья‑то злая шутка, и почувствовал себя совершенно потерянным: так трудно было поверить, что Бесси при смерти. Он долго сидел и рассматривал свои ногти. Потом вдруг вспомнил о назначенной на четыре встрече с клиентом и вскочил со смутным намерением позвонить ему или послать записку, чтобы извиниться. Тут только до него дошло, что поезд уже тронулся. «Я напишу ему из Мобиля, — сказал Джо про себя, — он, конечно, поймет, если я объясню, что случилось. Он не обидится, когда узнает, что у меня такое несчастье». Джо тяжело сел и снова принялся изучать свои руки.

Две девчушки перед ним высунулись из вагона и махали своим провожатым. Их глаза сияли, щечки зарумянились, они безудержно хохотали в предвкушении радостей начавшегося путешествия.

С другой стороны прохода сидела худая крестьянка с налитыми кровью глазами навыкате. Шею ей раздувал зоб. В руках она держала сомлевший от жары букет, а рядом стояли соломенный баул и несколько громоздких бумажных свертков. Она упорно смотрела в окно, будто опасаясь, что кто‑то поймает ее взгляд и втянет в беседу.

В вагоне было невыносимо душно. Слабосильный электрический вентилятор у входа жужжал, сонно замирая, и едва перемешивал застоявшийся воздух.

Джо достал из кармана тещину телеграмму и перечитал: «Д. Хинкли, гостиница «Америка», Монтгомери, Алабама. Возвращайся немедленно, доктор сказал Бесси не доживет до вечера. Родился мальчик. Мама». Руки Джо судорожно сжались и обмякли. Это свалилось на него так внезапно. Это не укладывалось в голове, даже теперь. Сегодня он пригласил клиента на обед, они смеялись, болтали, смешили друг друга анекдотами. Потом в два он вернулся в гостиницу, чтобы отдохнуть. Портье пошарил рукой в ящике, протянул ему ключ и телеграмму и сказал, что ее принесли два часа назад. Джо перечитал ее дважды и взглянул на адрес: телеграмма действительно ему. Он ничего не понимал: у Бесси все обстояло как нельзя лучше — никаких осложнений, ребенок должен был появиться через месяц. Маршрут он составил так, чтобы к началу родов быть рядом с ней. Они обдумали и предусмотрели каждую мелочь, а теперь все рушилось. Он подумал: «Я болтал и развлекался с клиентом, а телеграмма все время ждала». От этой мысли ему сделалось не по себе. Он стоял, тупо повторяя: «Я рассказывал сальные анекдоты, а телеграмма все это время ждала». В оцепенении и страшной усталости Джо откинул голову на алый плюш сидения. Подпись «Мама» сперва озадачила его. Он никак не мог уразуметь, каким образом она очутилась там, рядом с Бесси. Потом он сообразил, что телеграмму прислала мать Бесси. О матери Бесси он никогда не думал иначе, как о миссис Томпкинс.

Когда он женился на Бесси, теща поселилась с ними — так это и предполагали с самого начала. Он ничуть не был против и испытывал к старушке своего рода безразличную симпатию. Для Бесси тоже было лучше иметь кого‑то рядом, когда он находился в разъездах. Работа не позволяла ему наведываться домой чаще двух раз в месяц, да и эти визиты требовали немалой изворотливости, но всеми правдами и неправдами он не упустил до сих пор ни одной возможности. Что бы ни случилось, огорчить свою Бесси он не мог. Год после свадьбы был самым счастливым в его жизни. И Бесси тоже была счастлива. Внезапно он представил ее в постели с белым от страдания лицом, и сердце его панически дрогнуло. Утешая себя, он прошептал: «Врачи ведь тоже могут ошибаться. Она поправится. Миссис Томпкинс просто струсила от волнения. Все будет хорошо!»