Андрэ Стиль - Конец одной пушки

— Да, и в сегодняшней газете так написано, — подтвердила Полетта.

Все это происходило в четверг утром. О письме девочки говорили все жители школы — как это ни странно, но здесь солидные кирпичные стены меньше разделяли людей, чем разделяли их в бараках тонкие дощатые перегородки. Как будто здесь и стен нет… Никто не мог понять, кто эта учительница, о которой написала Жинетта.

— Просто удивительно! — сказал вчера Альфонс. — Уж на что, кажется, Париж большой город, да еще так далеко от нас, а девчушка сразу встретила там знакомых.

— Парижа больше нет! — посмеялся в ответ Папильон. — Парижане — это все провинциалы, которые туда понаехали. Так что ничего удивительного.

Ни для кого не тайна также, что Люсьен еще ближе, чем Жоржетта, принял к сердцу грустный тон приписки в письме дочери и в тот же день ответил ей. Здесь все известно, никто ничего от других не скрывает. Фернанада и Мартина беспокоятся, что у Франсины как будто задерживаются роды, и ей вчера пришлось лечь в постель — так у нее болела поясница; у Дюпюи, у Анри и Гиттона из головы не выходит, что у Жака с рукой то лучше, то снова хуже. Последние дни, казалось, дело идет на поправку, а в среду вдруг воспалилась вся рука и подмышкой появился желвак… Анри и Полетта довольны, что Жослина, жена Жожо, встала после долгой и какой-то мудреной болезни. Конечно, не скоро она сможет работать — она еще совсем прозрачная, но хорошо, что хоть на ноги поднялась; Жожо так рад, у него, бедняги, и без того хватает неприятностей… Так и во всем. Никому не безразлично поведение монашки, которая не стала настаивать, чтобы Леона отпевали в церкви, хотя запуганная старуха Мели не посчиталась бы с убеждениями покойного мужа, лишь бы угодить кюре… Монашка хорошо поступила; из-за гражданских похорон Леона загорелся сыр-бор, а она все-таки устроила Мели в богадельню. Всех касаются и ссоры, которые бывают между Жераром и Мари; ссоры не серьезные, а просто разные характеры у людей, и каждый винит другого, если что не ладится… Всех интересует и портрет, который пишет молоденький солдат с дочери Бувара. Говорят, удивительно похоже, только на портрете она постарше, совсем взрослая девушка… Когда нет ни художника, ни Алины, мать тихонько приглашает всех посмотреть портрет. Она очень польщена… Все знают, что у Жанны Гиттон полна комната гирлянд и разноцветных бумажных цветов. Делать цветы она мастерица. А готовит она их к коммунистическому федеративному празднику; взялась за эту работу летом, за неделю до праздника, и не успела много наготовить, но дала себе слово к следующему году приналечь, посвятив «своему рукоделью» все свободные минуты, когда женщины обычно что-нибудь вяжут… Бумагу для цветов — красные, зеленые и желтые обрезки от плакатов — ей дает один коммунист, рабочий типографии. Яркие розы и пионы появляются теперь и у соседей, так как время от времени Жанна их дарит всем, кто ни попросит… Ведь цветы делаются для праздника партии, и Жанне хочется, чтобы они украшали и жилища людей, стояли в вазочках на ночных столиках, на каминах, приколоты были к обоям — словом, пестрели повсюду, радуя глаз. Цветочница не зря переводит бумагу…

Все здесь живут сплоченно, и время от времени устраиваются маленькие общие собрания, посвященные вопросам распорядка в здании. Взять хотя бы случай с Юсуфом. На второй же день после переезда докеров в школу пришел Юсуф — спросить, не найдется ли места для его друзей — алжирцев и марокканцев. Просьба совершенно естественная. Все знают, в каком ужасном положении они находятся — им и жить-то негде. Приезжают они во Францию, поверив посулам, гонимые с родины чудовищной нищетой, такой страшной нищетой, что никакими словами ее не опишешь. Приезжают главным образом молодые. Едут, почти ни на что не надеясь — ведь в письмах из Франции уже дали им понять, что и здесь далеко не рай. Но у них нет выбора: либо умереть с голоду, либо уехать. Так утопающий в море тянется к всплывшему обломку разбитого судна. И вот они приезжают, а здесь их ничего не ждет, ничего… Чаще всего им не дают работы или же предлагают самую черную, грязную работу, от которой все отказываются. И вот…

И вот повсюду, особенно в портовых городах Франции, можно увидеть, как эти большие дети, худые, изжелта бледные — среди местных жителей таких не бывает — по утрам и в сумерках роются в мусорных ящиках. А так как люди они большой души — душа у них еще больше, чем их нищета, — то несчастные объединяются между собой, помогают друг другу с беззаветной братской любовью, и это невольно трогает, вызывает уважение. Те, у кого есть жилье, берут к себе бездомных братьев… Ничего, можно спать и на соломе, на голом полу. Легче по целым дням ничего не есть, лишь бы послать хоть немного денег своим близким, оставшимся на родине. Нередко к ним врывается хозяин: «Это еще что такое! Я сдавал помещение только для одного или для двоих!» — и требует доплаты. Погодите, настанет день, когда котел, не выдержав напряжения, взорвется. А пока…