— Вы не можете идти в Холивуд, — сказал Дик.
— Как так? Почему не могу? — спросил рыцарь.
— Слушайте, сэр Даниэль, это утро моей свадьбы, — сказал Дик, — и солнце, которое восходит, осветит лучший день моей жизни. Вы должны поплатиться, вдвойне поплатиться — и за смерть моего отца, и за ваши замыслы против меня. Но и сам я поступал дурно, я был причиной смерти многих людей, а в сегодняшний радостный день я не хочу быть ни судьей, ни палачом. Будь вы сам дьявол, я не тронул бы вас, вы можете идти куда угодно, насколько это касается меня. Просите прощения у Бога, я же охотно даю вам свое. Но если вы пойдете в Холивуд — дело иное. Я сражаюсь за Йоркский дом и не допущу шпионов в ряды его войск. Так знайте же, что если вы сделаете хоть один шаг, я велю ближайшему часовому схватить вас.
— Ты насмехаешься надо мной, — сказал сэр Даниэль. — Я могу быть в безопасности только в Холивуде.
— Мне это все равно, — возразил Ричард. — Я позволяю вам идти на восток, на запад или на юг, только не на север. Холивуд закрыт для вас. Идите и не пробуйте вернуться, потому что, как только вы уйдете, я предупрежу все сторожевые посты вокруг, над всеми пилигримами будет установлен такой строгий надзор, что — повторяю — будь вы сам дьявол, вы все же убедитесь, насколько была бы гибельна эта попытка.
— Ты обрекаешь меня на гибель, — мрачно проговорил сэр Даниэль.
— Нет, не обрекаю, — возразил Ричард. — Если желаете померяться со мной доблестью — выходите, хотя я боюсь, что это нечестно относительно моей партии; я все же приму ваш вызов, буду сражаться с вами своими собственными силами и не призову никого на помощь. Так я со спокойной совестью отомщу за моего отца.
— Да, — сказал сэр Даниэль, — у тебя большой меч, а у меня только кинжал.
— Я надеюсь только на Небо, — отвечал Дик, отбрасывая свой меч на снег. — Ну, теперь, если того требует ваш злой рок, выходите, и, если будет угодно Всемогущему, я осмелюсь накормить лисиц вашими костями.
— Я испытывал тебя, Дикон, — сказал рыцарь криво усмехаясь. — Я не хочу проливать твоей крови.
— Ну, так идите, пока не поздно, — ответил Шельтон. — Через пять минут я позову караул. Я замечаю, что был слишком терпелив. Обменяйся мы с вами местами, я был бы связан по рукам и по ногам уже несколько минут тому назад.
— Ну, Дикон, я пойду, — сказал сэр Даниэль. — Когда мы встретимся в следующий раз, ты раскаешься, что поступил так жестоко.
С этими словами он повернулся и пошел по дороге в лес. Дик наблюдал за ним со смешанными чувствами. Сэр Даниэль шел быстро и осторожно, бросая иногда злой взгляд на пощадившего его юношу, к которому он продолжал относиться подозрительно.
По одной стороне дороги была чаща, вся увитая зеленым плющом и недоступная для взора даже зимой. Внезапно оттуда, словно музыкальная нота, послышался выстрел из лука. Пролетела стрела, и рыцарь Тонсталля с громким криком агонии и гнева поднял руки и упал лицом вниз на снег. Дик подскочил и поднял его. Лицо упавшего страшно исказилось; все тело подергивалось судорогами.
— Стрела черная? — задыхаясь, проговорил он.
— Черная, — торжественно ответил Дик.
Прежде чем он успел прибавить хоть слово, приступ отчаянной боли потряс тело раненого с головы до ног так, что он подпрыгнул в руках державшего его Дика, и с этим последним усилием предсмертной муки душа его безмолвно отлетела.
Молодой человек положил тело на спину, на снег и помолился за неприготовленную, грешную душу; когда он окончил молитву, солнце сразу показалось на небе и реполовы зачирикали среди плюща. Он поднялся и увидел в нескольких шагах от себя тоже коленопреклоненного человека. Не покрывая головы, Дик ждал, когда кончится эта молитва. Она продолжалась долго.
С опущенной головой, с лицом, закрытым руками, неизвестный молился как человек, душа которого полна глубокого смятения и муки. По лежавшему рядом с молящимся луку Дик догадался, что это не кто иной, как стрелок, убивший сэра Даниэля.
Наконец он встал, и Дик увидел лицо Эллиса Декуорса.
— Ричард, — торжественно проговорил он. — Я слышал вас. Вы избрали лучшую часть и простили; я взял худшую — и вот лежит прах моего врага. Молитесь за меня.
И он пожал ему руку.
— Сэр, — сказал Ричард, — я буду молиться за вас, хотя не знаю, поможет ли вам моя молитва. Но если вы так долго ждали мести, а теперь она кажется так горька вам, то подумайте, не лучше ли простить остальным. Хэтч — он умер, бедняк! Но и лучшие люди погибают. А сэр Даниэль — его труп лежит перед нами. Что касается священника, то если бы я мог убедить вас, я попросил бы вас оставить его в живых.
Читать дальше