Она старалась быть к нему справедливой: да, он говорил с нею со всей нежностью влюбленного. И если бы не это бесконечное повторение слова «свет», она бы не нашла, к чему придраться в его речах, хотя каждым своим словом он прямо заявлял притязания на ее личность; что ж, поскольку она собиралась сделаться его женой, он был вправе так с нею говорить. Если бы только он не торопился заявить себя в роли признанного жениха!
Зато сэр Уилоби был в восторге. Именно так — с мраморно-холодным целомудрием Дианы — он и мечтал, чтобы его невеста отвечала на его ласки. Задумчивый румянец стыда, заливший ее щеки, говорил о ее божественной женственности, о полном ее соответствии его идеалу женщины.
— А теперь пойдемте в сад, душа моя, — сказал он.
— Я бы хотела подняться к себе, — ответила она.
— Я пришлю вам букет полевых цветов.
— Ах, пожалуйста, не нужно! Я не люблю сорванные цветы.
— Так я буду ждать вас на лужайке.
— У меня что-то разболелась голова.
Сэр Уилоби придвинулся к ней, весь — тревога и нежность.
— Ведь это же не настоящая головная боль, — сказала она.
Однако за то, что она вызвала участливое внимание жениха и дала ему предлог приблизиться, ей пришлось уплатить штраф.
На этот раз она кляла и себя, и его, и весь поносимый им свет, а заодно и свою злосчастную звезду. Она уже больше не мечтала об «испытательном сроке», а откровенно жаждала свободы. Дивясь собственной холодности, она думала о странном свойстве поцелуя: оказывается, можно отвечать на него и одновременно оставаться безучастной! Почему же она не вольна в себе? По какому чудовищному праву позволяет обращаться с собою, как с вещью?
— Я хочу пройтись, быть может, голове станет легче.
— Моя девочка не должна себя утомлять.
— Я не устану.
— Посиди же со мной… Твой Уилоби будет прислуживать тебе, как преданный слуга.
— Мне хочется на воздух.
— Ну что же, пойдемте, коли так.
Она ужаснулась этому внезапному и полному отчуждению и, чтобы успокоить свою совесть, послушно подала ему руку. Он и говорил и держался так, как ей хотелось бы, чтобы он говорил и держался; она — его невеста, почти жена. Чего же ей надо? Она решительно отказывается себя понять!
И здравый смысл, и чувство долга требовали, чтобы она смирила свою строптивую душу.
Он сжимал ее руку в своей, но это была уже привычная ласка: рука — это так далеко! Да и что такое — рука? Клара не отнимала ее: она смотрела на свою руку, как на звено, связывающее ее с благонравным исполнением долга. Еще два месяца — и она его пожизненная раба! Она жалела, что не настояла на своем и не удалилась к себе наверх; наедине она обдумала бы свое положение, овладела бы собой, примирилась со своей участью и спустилась бы вновь к Уилоби, исполненная к нему душевного расположения. Почтительный тон Уилоби, его непринужденный разговор способствовал возникновению этой иллюзии. Ее расходившиеся нервы постепенно успокаивались. Пять недель совершенной свободы в горах, думала Клара, и она мужественно встретит звон свадебных колоколов. Короткая передышка, смена обстановки, чтобы спокойно поразмыслить и привести свои чувства в ясность, — вот все, чего она просит у судьбы.
Сэр Уилоби между тем с преувеличенной заботливостью водил ее от клумбы к клумбе, словно больную, которой впервые разрешили прогулку на свежем воздухе. Эта его манера раздражала ее, но тут же, в припадке раскаяния за свою неоправданную раздражительность, она принималась восторгаться садом.
— Все это — ваше, дорогая Клара!
О, каким непосильным бременем сделался тотчас для нее этот сад! Безучастно шагала она рядом с человеком, который с таким достоинством выдерживал роль внимательного кавалера; его усадьба, поместья и роскошь подавляли ее. Они словно твердили, какой ценой придется за все заплатить. Тут же она вспомнила, как гордилась этим зеленым газоном, этими раскидистыми деревьями, проезжая под их ветвями в карете, когда покидала усадьбу Паттерн в прошлый раз. Что за отрава проникла в ее кровь? Вот ведь и сегодня — она ехала к нему без этой угрюмой неприязни: это чувство родилось уже здесь, на месте.
— Вы были здоровы все это время, моя Клара?
— О да.
— Совсем здоровы?
— Совсем.
— Моя невестушка должна быть совершенно здорова, или я загоняю всех докторов королевства! Милая!
— Я все хотела спросить вас о собаках…
— И собаки и лошади в прекрасном состоянии.
— Я очень рада. Вы знаете, я так люблю эти старинные французские шато, где ферма и господский дом слиты воедино и окна гостиной выходят на птичий двор и конюшни! Мне нравится это непритязательное соседство с крестьянами и животными.
Читать дальше