Йозеф Рот - Отель «Савой»

— Хотят посадить возвращенцев, — рассказывает Гирш Фиш.

— Я уеду в Париж, — говорит Алексаша.

Я так и думал, что Алексаша поедет в Париж, но не один, а со Стасей.

— Нельзя еще раз бежать, — жалуется Феб Белауг.

— Начался тиф, — рассказывает военный врач после обеда в зале файф-о-клока.

— Как уберечься от тифа? — спрашивает младшая дочь Каннера.

— Смерть всех нас заберет! — заявляет военный врач, и мадемуазель Каннер бледнеет.

Пока же смерть забирает только нескольких жен рабочих. Заболевают дети и попадают в больницу.

Чтобы уменьшить опасность заражения, закрывается столовая для бедных. Таким образом голодающие перестали получать суп.

Возвращенцев нельзя было больше интернировать в бараках: возвращенцев было слишком много. Это были целые толпы народов.

Полицейский офицер сообщает, что подано ходатайство об увеличении состава. Полицейский офицер не волновался. Он теперь носит револьвер и встает не в десять, а в девять часов. Он размахивает своими замшевыми перчатками, как будто нет никакого тифа.

Болезнь унесла нескольких бедных евреев. Я видел, как их хоронили. Еврейки подняли сильный плач, крики наполнили воздух.

Ежедневно умирало по десять-двенадцать человек.

Дождь падает косо и заволакивает город, а под дождем движется волна возвращенцев.

В газетах огнем горят ужасные новости, и рабочие Нейнера ежедневно появляются перед отелем и поднимают крик.

Однажды утром не оказалось Бломфильда, Бонди, шофера и Христофора Колумба.

В комнате Бломфильда нашлось письмо на мое имя. Игнатий передал его мне.

Бломфильд пишет:

«Милостивый государь! Благодарю вас за вашу помощь и позволю себе передать вам гонорар. Мой внезапный отъезд не поразит вас. Если бы ваш путь привел вас в Америку, вы, надеюсь, не преминете посетить меня».

При этом был приложен гонорар в особом конверте. Это было царское вознаграждение.

Генри Бломфильд бежал втихомолку. С потушенными рефлекторами, на бесшумных шинах, без звуков сирены, темною ночью Бломфильд бежал от тифа, от революции. Он посетил своего покойного отца. Теперь он уже больше никогда не вернется на свою родину. Он, Генри Бломфильд, подавит свою тоску. Не все препятствия в состоянии устранить деньги.

Вечером гости собрались в баре. Они пили и говорили о внезапном отъезде Бломфильда.

Игнатий подал экстренное газетное приложение из соседнего города. Там рабочие дрались с войсками, высланными из столицы.

Полицейский офицер рассказывает, что по телефону уже настоятельно просили о посылке войск.

Алексаша Белауг собирался в ближайшие дни уехать в Париж.

Мадам Иетти Купфер как раз позвонила. Ожидался выход нагих девушек.

Вдруг раздался взрыв.

Несколько бутылок скатилось с буфета.

Послышался звон треснувших оконных стекол.

Полицейский офицер выбежал на улицу. Госпожа Иетти Купфер задвинула дверной засов.

— Откройте! — кричал Каннер.

— Неужели вы думаете, что мы собираемся у вас издохнуть! — кричит Нейнер, и рубцы от ран горят на его щеке, как будто намалеванные кармином.

Нейнер отталкивает госпожу Иетти Купфер и открывает дверь.

Швейцар, весь окровавленный, лежит в своем кресле.

Несколько рабочих стоят в сенях. Один бросил ручную бомбу.

Снаружи, в узкой улице, теснится большая толпа кричащего народа.

Гирш Фиш спустился вниз в кальсонах.

— Где Нейнер? — спрашивает рабочий, бросивший ручную бомбу.

— Нейнер дома! — говорит Игнатий.

Он не знал, бежать ли ему к военному врачу или вернуться обратно в бар, чтобы предостеречь Нейнера.

— Нейнер у себя дома! — заявляет рабочий стоящим на улице.

— К Нейнеру! К Нейнеру! — кричит какая-то женщина.

Улица опустела.

Швейцар убит. Военный врач не произносит ни слова. Никогда я не видал его таким бледным.

Все общество из бара спасается бегством. Нейнер просит полицейского офицера сопровождать его.

Утро, как и все предыдущие, начинается косым дождем. Пред отелем «Савой» выстроена цепь полицейских. Полиция с обоих концов преградила доступ в узкую улицу.

Толпа стоит на базарной площади и швыряет камни в пустую улицу. Камни заполняют ее середину. Ее можно было бы вновь перемостить. Полицейский офицер со своими замшевыми перчатками стоит в дверях отеля. Он удерживает меня и Звонимира, когда мы собираемся выйти. Звонимир отстраняет его. Чтобы не быть побитыми камнями, мы держимся вплотную около стен. Миновав полицейский кордон, мы начинаем протискиваться сквозь толпу.