Хосе Васконселос - Моё дерево Апельсина-лима

Тогда я набрался самой большой в мире смелости. Слезы лились, и я остановил их. Мне наложили несколько швов и даже сделали укол от столбняка. Я выдержал, даже подавил желание вырвать. Португалец сжимал меня с силой, как будто бы хотел, чтобы часть боли перешла к нему. Своим платком он вытирал мне волосы и лицо, намокшие от пота. Казалось, что это никогда не закончиться. Но наконец, закончилось.

Когда он нес меня к машине, то был довольный. Он купил мне все, что обещал. Жаль, что я ничего не хотел. Казалось, что из меня вынули душу через ногу.

— Теперь ты не можешь идти в школу, малыш.

Мы были в машине, и я сидел близко к нему, касаясь его руки, почти повторяя его движения.

— Я подвезу тебя поближе к твоему дому. Придумай любую вещь. Можешь сказать, что на перемене ударился, и учительница отправила тебя в аптеку…

Я смотрел на него с благодарностью.

— Ты храбрый человечек, малыш.

Я улыбнулся ему, заполненный болью, но внутри этой боли я только, что открыл нечто очень важное. Португалец превратился сейчас в человека, которого я полюбил больше всех на свете.

— Знаешь, Мизинец? Я узнал все. Все, очень хорошо. Он живет в конце улицы Барона Капанемы. В самом конце, и держит машину рядом с домом. У него две птичьи клетки, одна с канарейкой и другая с синей птицей. Я побывал там очень рано, шел как будто просто так, нес свой ящичек для чистки обуви. Мне очень хотелось идти, и я даже не чувствовал тяжесть ящичка. Когда пришел, то хорошенько разглядел дом, и мне показалось, что он довольно большой для человека, который живет один. Он был по другую сторону, во дворе, рядом с баком и брился. Я постучал руками.

— Хочешь почистить обувь?

Он подошел оттуда, все лицо в мыльной пене. Часть уже была побрита. Улыбнулся и сказал мне:

— А, это ты? Входи малыш.

Я проследовал за ним.

— Подожди, я закончу.

И продолжил бриться бритвой, трак, трак, трак…

Я уселся на свой ящичек и стал ждать. Он смотрел на меня через зеркало.

— А твоя учеба?

— Сегодня национальный праздник. Поэтому вышел чистить обувь, чтобы заработать несколько монет.

— А! И продолжил. Потом наклонился над баком и помыл лицо. Вытерся полотенцем. Лицо его покраснело и заблестело. Затем он снова рассмеялся.

— Хочешь выпить со мною кофе? Я сказал, что нет, хотя был бы не против.

— Входи. Мне бы хотелось, что ты видел, как там все чисто и ухоженно. Даже на столе была скатерть в красную клетку. Он рассказал, что одна старая негритянка приходит каждый день навести порядок, когда он уходит на работу.

— Если хочешь, делай, как я, окунай хлеб в кофе. Но не прихлебывай, когда делаешь глоток. Это некрасиво.

Здесь я посмотрел на Мизинца; он был молчаливый, как тряпичная ведьма.

— Что случилось?

— Ничего. Я слушаю.

— Слушай, Мизинец, я не люблю споры, но если ты рассердился, то будет лучше, сказать мне об этом.

— Дело в том, что теперь ты играешь только с Португальцем, и я не могу…

Я задумался. Вот оно что. Мне даже в голову не пришло, что он не мог развлекаться с ним.

— Через два дня мы встречаемся с Баком Джонсом. Я уже отправил ему послание через вождя Сидящего быка [31] Синяя птица или долгоносик — azulão (cyanocompsa brissonii) — птица отряда воробьиных, широко распространена в странах Южной Америки. . Бак Джонс далеко, охотится в саванне…. Мизинец, как сказать «саваа» или «саванна»? В одном фильме в конце стояло «н». Не знаю. Когда пойду в дом Диндиньи то спрошу у дяди Эдмундо.

Опять тишина.

— На чем мы остановились?

— Окунать кофе в хлебе.

Я расхохотался.

— Окунать в кофе хлеб, глупый. В этот момент мы замолчали, он смотрел на меня, изучая.

— Тебе пришлось много поработать, чтобы, наконец, найти, где я живу.

Я не знал, что ответить. Решил сказать правду.

— Вы не рассердитесь, если я что-то скажу?

— Нет. Между друзьями не должно быть секретов…

— Это ложь, что я шел там, чтобы чистить обувь.

— Я знал это.

— Но я хотел столько…. Здесь, на этой стороне, нет никого, кто чистит обувь, так как у нас пыльно. Только те, что живут близко к Рио-Сан Пабло.

— Но ты мог придти и без этой тяжести, нет?

— Если бы я его не взял, мне бы не разрешили выйти. Мне разрешают гулять только возле дома. Время от времени мне надо там появляться, понимаешь? И наоборот, если я ухожу дальше, то должен притвориться, что иду работать. Он посмеялся над моей логикой.

— Когда я иду работать, то дома знают, что я не буду шалить. И это лучше, потому что так я не получаю порку.