Гюстав Флобер: Бувар и Пекюше

Примите, милостивый государь, уверение в моем уважении.

Пекюше вынужден был опуститься на тумбу во дворе. Затем он возвратил бумагу и медленно произнес:

— Лишь бы… это не было… какой-нибудь шуткой.

— Ты думаешь, это шутка? — сказал Бувар сдавленным голосом, похожим на предсмертный хрип.

Но почтовый штемпель, печатный бланк конторы, подпись нотариуса — все доказывало подлинность известия. Они посмотрели друг на друга, и губы их дрожали, а в неподвижных глазах застыли слезы.

Им не хватало пространства. Они дошли до Триумфальной арки, возвратились по набережным, миновали собор Нотр-Дам. У Бувара горело лицо. Он ударял Пекюше кулаком по спине и в течение пяти минут нес совершенный вздор.

Невольно они захихикали. Наследство, несомненно, составляет не меньше…

— Ах! Это было бы слишком хорошо! Перестанем говорить.

Но они опять заговорили. Ничто не мешало немедленно попросить объяснений. Бувар написал нотариусу.

Тот прислал копию завещания, кончавшегося так:

«А посему я завещаю Франсуа-Дени-Бартоломе Бувару, моему незаконнорожденному признанному сыну, часть моего имущества, полагающуюся ему по закону».

В молодости у г-на Бувара родился этот сын, но он его тщательно держал в отдалении, выдавая за племянника; и племянник всегда называл его дядей, хотя и понимал, в чем дело. Лет под сорок г-н Бувар женился, затем овдовел. Когда оба законных сына повели себя не так, как ему хотелось, он стал раскаиваться в том, что его незаконное дитя оставалось забытым столько лет. Он даже поселил бы его у себя, если бы не находился под влиянием своей кухарки. Та покинула его, благодаря проискам родни, и в одиночестве, приближаясь к смерти, он пожелал искупить вину, завещав плоду своей первой любви все, что мог ему отказать из состояния. Оно доходило до полумиллиона. И это давало переписчику двести пятьдесят тысяч франков. Старший из братьев, Этьен, заявил, что против завещания спорить не будет.

Бувар впал в какое-то оцепенение. Он шепотом повторял, улыбаясь безмятежной улыбкой пьяниц:

— Пятнадцать тысяч ливров ренты!

Да и Пекюше, хотя голова у него была все же крепче, не мог прийти в себя.

Их внезапно встряхнуло новое письмо Тардивеля. Другой сын, Александр, заявил, что намерен все установить в судебном порядке и даже оспорить, если удастся, действительность завещания, требуя наложения печатей, описи, назначения секвестра и пр. У Бувара от этого сделалась болезнь печени. Едва оправившись, он поехал на пароходе в Савиньи, откуда возвратился без какого-либо решения, сокрушаясь о путевых издержках.

Затем начались бессонные ночи, чередующиеся приступы гнева и надежды, восторга и уныния. Наконец, на исходе шестого месяца, Александр успокоился, и Бувар вступил во владение наследством.

Его первым возгласом было:

— Мы удалимся в деревню.

И фраза эта, приобщившая к его счастью Пекюше, показалась вполне естественной его другу. Ибо союз этих двух людей был полный и глубокий.

Но, не желая жить на счет Бувара, Пекюше заявил, что не уедет, не дослужившись до пенсии. Еще два года, это пустяки! Он был непоколебим и настоял на своем.

Обсуждая вопрос, где бы им обосноваться, они перебрали все провинции. Север плодороден, но слишком прохладен; юг прельщал их своим климатом, но его недостатком были москиты, а центральная область, по правде говоря, не представляла ничего любопытного. Бретань подошла бы им, если бы не ханжеский характер населения. Что же до восточных окраин, то из-за немецкого языка о них не приходилось и думать. Но были еще и другие края. Например, что такое Форе, Бюже, Румуа? Географические карты о них умалчивали. Впрочем, в том ли, в другом ли месте будет у них дом — лишь бы он был!

Они уже рисовали себе, как стоят с засученными рукавами перед цветником, подрезая розовые кусты, копая, перепахивая, перекидывая землю, пересаживая тюльпаны; как просыпаются под пение жаворонка, идут за плугом, отправляются с корзинкою собирать яблоки, присутствуют при сбивании масла, молотьбе, стрижке овец, уходе за пчельником и наслаждаются мычаньем коров и запахом скошенного сена. Нет больше переписки! Нет начальства! Даже нет сроков квартирной платы! Ибо у них будет собственное жилище. И станут они есть кур со своего птичьего двора, овощи — своего огорода, и не придется им стаптывать обувь, чтобы пообедать.

— Мы будем делать все, что захочется! Мы отрастим себе бороды.

Они купили садовые инструменты, затем — множество вещей, «которые могут оказаться полезными», как, например, инструментальный ящик (он всегда нужен в хозяйстве), далее — весы, землемерную цепь, ванну на случай болезни, термометр и даже барометр «системы Гэ-Люссака» для физических опытов, если появится у них такая фантазия. Недурно было бы также (потому что нельзя постоянно работать на свежем воздухе) запастись несколькими хорошими литературными произведениями; и они стали их искать, весьма затрудняясь иногда вопросом, действительно ли та или иная книга является «библиотечной книгой». Бувар задачу решал с плеча: