Теодор Драйзер - Дженни Герхардт

Лестер понимал, как страшно для Дженни одиночество.

— Где твой брат Джордж? — спросил он.

— Джордж в Рочестере, но он ко мне не приедет. Басс писал, что он женился.

— А больше никого нет из родных, кто согласился бы жить с тобой?

— Может быть, Уильям; только я не знаю, где он сейчас.

— Если ты думаешь жить в Чикаго, посмотри новый квартал к западу от Джексон-Парка, — посоветовал он. — Там, помнится, есть очень миленькие коттеджи. Не обязательно сразу покупать. Сначала сними на какой-нибудь срок, а там увидишь, подходит это тебе или нет.

Дженни решила, что это прекрасный совет, — ведь она получила его от Лестера! Какой он добрый, он интересуется всеми ее делами, значит, они все-таки не совсем чужие. Она ему не безразлична. Она стала расспрашивать его о здоровье жены, о том, доволен ли он своим путешествием, долго ли пробудет в Чикаго. А он, отвечая ей, все время думал о том, как жестоко поступил с нею. Он подошел к окну и стал смотреть вниз, на людную улицу. Экипажи, фургоны, встречные потоки пешеходов — все сливалось в причудливую головоломку. Так движутся тени в сновидении. Уже темнело, тут и там зажигались огни.

— Я хочу тебе кое-что сказать, Дженни, — проговорил Лестер, стряхнув с себя задумчивость. — После всего, что случилось, это может показаться тебе странным, но ты и сейчас мне дорога. Я не переставал о тебе думать. Мне казалось, что, расставшись с тобой, я поступил благоразумно, — так уж тогда все складывалось. Мне казалось, что, раз Летти мне нравится, я могу жениться на ней. С известной точки зрения я и сейчас готов признать, что так лучше, но большого счастья это мне не дало. Счастливее, чем я был с тобой, я никогда не буду. По-видимому, дело здесь не во мне; отдельный человек вообще мало значит. Не знаю, поймешь ли ты меня, но, по-моему, все мы более или менее пешки. Нами распоряжаются силы, над которыми мы не властны.

— Я понимаю, Лестер, — сказала она. — Я ни на что не жалуюсь. Так лучше.

— В конце концов жизнь очень похожа на фарс, — продолжал он горько. — Глупая комедия, и больше ничего. Единственное, что можно сделать, это сохранить свое «я». А честности, насколько я могу судить, от нас никто не требует.

Дженни не вполне уловила смысл его слов, но она поняла, что он недоволен собой, и ей стало жаль его. Она попыталась его утешить:

— Ты не тревожься за меня, Лестер. Я ничего, я проживу. Сперва, когда я только привыкала жить одна, было очень трудно. А теперь ничего. Как-нибудь проживу.

— Но ты помни, что мое отношение к тебе не изменилось, — горячо сказал он. — Мне важно все, что тебя касается. Когда ты устроишься на новом месте, я приду посмотреть, все ли у тебя есть. Я и сюда еще зайду к тебе через несколько дней. Ты понимаешь, что у меня на душе?

— Да, — сказал она, — понимаю.

Он взял ее руку и погладил.

— Не горюй, — сказал он. — Не надо. Я сделаю все, что могу. Как хочешь, а ты для меня прежняя Дженни. Я скверный человек, но кое-что хорошее во мне все же есть.

— Ничего, ничего, Лестер. Я ведь сама настояла, что бы ты так поступил. Все к лучшему. И ты, наверно, счастлив теперь, когда…

— Не надо, Дженни, — перебил он ее. Потом ласково привлек ее к себе и улыбнулся. — Ты меня не поцелуешь по старой памяти?

Она положила руки ему на плечи, долго смотрела в глаза, потом поцеловала. Когда их губы встретились, она почувствовала, что дрожит. Лестер тоже с трудом овладел собой. Заметив его волнение, Дженни заставила себя заговорить.

— Теперь иди, — сказал она твердо. — На улице уже совсем темно.

Он ушел, сознавая, что ему хочется одного — остаться; Дженни до сих пор была для него единственной женщиной на свете. А Дженни стало легче, хотя им по-прежнему предстояло жить в разлуке. Она не пробовала разобраться в этической или нравственной стороне этой загадки. В отличие от многих Дженни не стремилась охватить необъятное или связать изменчивый мир одной веревочкой, называемой законом. Лестер все еще любит ее немножко. Летти он тоже любит. Ну и хорошо. Когда-то она надеялась, что никто, кроме нее, не будет ему нужен. Это оказалось ошибкой, но разве немножко любви — ничто? Нет, конечно. И сам Лестер был того же мнения.

В последующие пять лет пути Лестера и Дженни разошлись еще дальше. Они прочно обосновались каждый в своем мире, так и не возобновив прежних отношений, к которым, казалось, могли привести их несколько встреч в отеле «Тремонт». Лестер едва поспевал справляться со своими деловыми и светскими обязанностями; он вращался в сферах, о которых скромная Дженни и не помышляла. А сама Дженни вела жизнь тихую и однообразную. В простеньком домике, на прекрасной, но отнюдь не фешенебельной улице, близ Джексон-Парка, на Южной стороне, она жила вдвоем со своей приемной дочкой Розой, темноволосой девочкой, которую она взяла из Западного приюта для подкидышей. Новые соседи знали ее под именем Дж. Г. Стовер — она сочла за благо расстаться с фамилией Кейн. А мистер и миссис Кейн, когда жили в Чикаго, занимали огромный особняк на набережной, где приемы, балы и обеды сменялись с поразительной, прямо-таки каледойскопической быстротой.