Пэрл Бак - Сыновья

Ван Тигр увидел в этом хороший случай испытать свое влияние и власть, не говоря о том, что его долг был помочь братьям. Он написал вежливое и почтительное письмо военачальнику провинции, приготовил подарки, и отослал все это с верным человеком, дав ему провожатых в охрану от бандитов. А генерал, получив дары и прочтя письмо, подумал и решил, что хорошо воспользоваться этим случаем и укрепить свою связь с Ваном Тигром на случай войны: если он окажет эту милость, Ван Тигр будет ему обязан, а генералу ничего ие стоило освободить юношу из тюрьмы, потому что с такой мелкой сошкой, как начальник полиции в каком-то городке, он вовсе не считался. И он известил Вана Титра, что исполнит его просьбу, и сказал об этом гражданскому правителю, а тот послал указ правителю области, а правитель области переслал этот указ правителю того города, в котором жили братья Вана.

Ван Купец стал теперь еще изворотливей прежнего, еще хитрее и не сделал ни одного шага без того, чтобы не дать кому следует серебра, и каждый, причастный к этому делу, чувствовал себя вознагражденным по заслугам, но не настолько, чтобы алчность заставила его во второй раз обратиться за деньгами к тому же источнику. В свое время начальник полиции получил указ, а Ван Помещик и Ван Купец внимательно следили, когда наступит эта минута, зная, что по своей воле никто не захочет осрамиться на весь город, и как только он получил указ, братья отправились к нему с хорошей взяткой и множеством извинений и просили начальника полиции от себя, как будто бы ничего не знали об указе свыше. Нет, они кланялись и просили его простить юношу, и наконец он принял деньги небрежно и снисходительно, как человек, оказывающий милость. Потом он приказал освободить молодого человека и, пожурив его, отослал домой.

А братья устроили большой пир для начальника полиции, — тем и кончилось дело, потому что молодой человек был опять на свободе, и любовь его несколько остыла в тюрьме.

Но девушка стала еще настойчивей прежнего и снова приставала к отцу. На этот раз он оказался уступчивей, потому что понял, как могущественно семейство Ванов и какой важный военачальник младший из трех братьев и как много денег у Вана Купца, и, послав сваху к Вану Помещику, сказал:

— Поженим наших детей и скрепим нашу новую дружбу.

Так дело было доведено до конца; устроили помолвку и свадьбу назначили на первый же счастливый день. И Ван Помещик с женой вздохнули легко и были как нельзя более счастливы. А жених, хотя и ошеломленный таким необыкновенным оборотом дела, чувствовал, что к нему возвращается понемногу прежняя страсть, и был доволен, а девушка торжествовала.

Но для Вана Тигра все это значило очень мало, если не считать одного: он знал теперь, что в своей провинции он человек влиятельный и что военачальник заискивает в нем, и сердце его преисполнилось гордостью. Когда все это было улажено, весна уже сменилась летом, и Ван Тигр сказал себе, что до сих пор ему было некогда, a теперь время года уже позднее, и потому отложил задуманную войну еще на один год. Это было тем легче сделать, что теперь он был уверен в себе и своем положении, тем легче, что в начале лета вернулись один за другим его лазутчики и донесли, что на Юге идет слух о войне, но им неизвестно, что это за война и кто в ней главный. Услышав это, Ван Тигр понял, почему военачальник провинции так заискивает в нем и зачем ему нужно войско Вана Тигра. И он стал ждать следующей весны и событий, которые она принесет.

И как всегда, Ван Тигр жил вместе с сыном. Мальчик степенно делал все, что входило в его обязанности, и Ван Тигр по своей привычке молчаливо и с удовольствием следил за ним. Часто он пристальным взглядом смотрел на сына и любил подолгу смотреть на его полудетское и полуюношеское лицо. Не раз, когда он рассматривал лицо сына, склоненное над какой-нибудь книгой или работой, Вана Тигра поражало что-то странно знакомое в очертаниях широких, выдающихся скул и крепко сжатых губ. Рот был некрасивый, но крепко сжатый и резко очерченный для такого юного возраста.

И как-то ночью Вану Тигру пришло в голову, что это знакомое выражение в нем от бабушки, родной матери Вана Тигра. Да, Ван Тигр помнил это выражение у своей матери, хотя ясно представлял ее себе только такой, какой она была при смерти, и румяное лицо мальчика было совсем не похоже на бледное лицо умирающей. Ho сильнее всякого воспоминания было какое-то чувство, которое говорило Ван Тигру, что у сына его каждое движение так же медленно и беззвучно, как у его покойной матери О Лан, и что губы и глаза его сына имеют то же серьезное выражение, что и у нее. Иногда Ван Тигр чувствовал что-то смутно знакомое во всем облике сына, на сердце у него становилось теплей, и тогда он любил сына еще глубже и чувствовал себя еще тесней связанным с ним, сам не понимая причины.