Андрэ Стиль - Париж с нами

Анри и Дэдэ, стараясь не потерять друг друга из виду, руководят трудным отступлением демонстрантов. Благодаря темноте пострадавших немного. Охранники все чаще и чаще наносят удары впустую. Докеры знают порт как свои пять пальцев, они показывают дорогу остальным. Могло кончиться гораздо хуже. Если бы демонстранты успели выйти на мол в тот момент, когда вернулись фургоны с охранниками, их бы разбили наголову и десятки людей были бы сброшены в море. А вода хоть и не замерзла, но совсем ледяная…

Полетта вместе с Алиной, которая, с тех пор как они вышли из тюрьмы, неотступно следовала за ней, все время держалась поблизости от Анри. Им много раз приходилось убегать от охранников, но Полетта вновь находила Анри и следила за ним глазами. Сейчас он собрался уходить, и Полетта берет его за руку.

— Как, ты здесь? — удивляется он. — Послушай меня, иди домой. Мы сейчас соберемся в федерации, но это ненадолго. Ты жди меня… Знаешь, мне кажется, все получилось не так уж плохо? Как ты думаешь? Мы все же победили! Вот увидишь… До скорого…

Анри не целует Полетту, он только нежно сжимает ей локоть. Это равноценно поцелую.

— Ну, как тебе кажется, мы должны подчиниться? — весело спрашивает Полетта у Алины, взяв ее под руку.

— Давай подчинимся.

— Ладно!

Алина и Полетта, взявшись под руку, как сестры, бодро зашагали домой. Алина горда тем, что ей довелось пережить, Полетта чувствует себя сегодня совсем юной.

Алине всего четырнадцать лет, подумать только!.. В общем и Полетте было столько же совсем еще недавно, словно вчера. До чего же летит время. Это чувствуется во всем. Хотя Полетта до сих пор помнит первый поцелуй Анри. Она еще и сейчас ощущает его на губах. В книгах часто с каким-то сожалением пишут о том, что жизнь течет быстро. А вот Полетту это радует. Значит, завтрашний день наступит скорее, чем думаешь, а в нашу эпоху завтра — это жизнь, настоящая жизнь.

— Ты посмотри, — шепчет Алина.

Впереди идут Поль и Жинетта. Они возвращаются домой веселые — им удалось выполнить поручение. Стало темно, и дети уже не держатся за руку — видно боятся, чтобы кто-нибудь не подумал, что они воспользовались темнотой. Идут они не спеша, словно о чем-то задумались, замечтались. Но они очень оживлены, говорят не умолкая. Увидев железобетонные телеграфные столбы — они вот уже больше года валяются здесь, их все не удосужатся поставить, — дети садятся на один из них. За их спиной тянется изгородь, окружающая луг.

— Пойдем спрячемся, — сдерживая смех, озорным голосом предлагает Полетта.

Полетта и Алина пробираются за ограду и подслушивают разговор между Полем и Жинеттой.

— Скажи, а когда ты будешь взрослой, ты будешь любить детей? — спрашивает Поль.

— Конечно… А почему ты спрашиваешь заранее?

— Надо знать заранее, чтобы было хорошо сейчас.

— Знаешь, раньше я со своим братиком, с самым маленьким, играла, как с куклой. А теперь… он совсем больной…

Жинетта тяжело вздохнула, подражая взрослым.

— …Вчера я притворилась, что сплю, и слышала, как папа с мамой говорили: если бы у нас были деньги, его можно было бы вылечить. Потом будет поздно. Это ужасно, но моему братику лучше было бы совсем не рождаться…

— Да, деньги… Когда мы с тобой вырастем, денег вообще не будет. Папа мне объяснил. Они станут не нужны. Понимаешь, электричество будет все делать, и еще атомы, и солнце, которое все нагревает…

— Что ты говоришь?.. Хорошо бы поскорее вырасти, правда?

— Я тебе не рассказывал? У нас в школе мы все разделились на два лагеря: мы и фашисты…

— Фашисты — это богатые?

— Да. Но главное это те, кто нас, рабочих, не любит. Пьеро тоже богатый, но он с нами. А в ноябре первым учеником в классе оказался фашист. Он недавно только поступил в школу — и занял место Пьеро. Тут я сразу скатился со второго места на третье. Мы решили: переплюнем его, и все тут! Мы никому ничего ни сказали, но стали очень внимательными, аккуратными, старались вовсю.

— И подсказывали друг другу?

— Ой нет, что ты!

— Да я пошутила… Ну, и что же?

— Ах да, ты же не знаешь, старик Ноэль сказал папе, что я должен учиться дальше. Он это возьмет на себя, так он обещал. Ну вот, сейчас раздавали табели за эту четверть, и Пьеро снова на первом месте. Фашист, правда, еще на втором, но зато на четвертом Жан Грар, тоже коммунист…

— Ну, а ты?

— У меня отметки сейчас гораздо лучше, чем были. Фашист меня обогнал всего на полбалла. Ну теперь держись!..