Скрипнула дверь, и вошел Виктор.
— Ну что, все обговорили? — спросил он.
— Да вроде бы все. Вот самое главное осталось, — ответил Егор.
Иван сидел, обхватив голову ладонями, и еле заметно качался из стороны в сторону.
— И что же главное? — спросил Виктор, усаживаясь рядом с Егором.
Наступила длинная пауза. А печь полыхала, даже в предбаннике становилось невыносимо жарко, Егор не выдержал, начал медленно вставать с лавки, сначала опираясь на один костыль, потом на другой.
— Ух, как полыхает! И впрямь пойдем, попаримся, а завтра и продолжим разговор. Ведь не на день пришли?
— Да оно так, не на день, а всего на два и пришли-то. Давай пока на этом закончим. Где у тебя фонарь? — подхватил Виктор.
Зажгли фонарь, подвесили повыше к потолку, и стали молча, раздеваться, думая каждый о своем.
Дружно трещали поленья… На следующий день состоялся главный разговор. После сытного завтрака, который готовили все (была картошка с мясом, а на закуску — брусничный взвар). Егор достал из подполья самодельную деревянную шкатулку, вытащил оттуда большой, сложенный вчетверо лист бумаги и, отодвинув со стола посуду, развернул его так, чтобы всем отчетливо была видна какая-то схема или карта.
— А вот это и есть самое главное, — продолжил хозяин разговор. — Это карта того места, где похоронена Варвара.
В голосе его послышалась хрипота, глаза заблестели:
— От моей родной деревни это верст двадцать будет. Там и растет та березка. Она одна-единственная, мы там и крест поставили. Да и Костя, наш фронтовой друг, Виктору писал, что жива березка, правда, он уж почитай лет шесть, как не пишет, может, что и изменилось. Так если березки нет, то там буквально в десяти шагах проселочная дорога, а с другой стороны, в двухстах метрах, большак строили, наверно, давно закончили…
Егор задохнулся — то ли от волнения, то ли от того, что так много уже не говорил давно, а последние слова произнес почти шепотом.
Виктор и Иван молчали, было слышно только, как тяжело дышал Егор и нервно постукивал пальцами по столу.
— И ты думаешь, что Иван туда поедет? — нарушил молчание Виктор. — Почитай, восемь тысяч верст. А парень-то окромя своей деревни нигде и не был. Ты об этом — то подумал?
— Не только поедет, а еще и мое последнее желание исполнит. Я его за всю жизнь ни о чем не просил, это моя первая и последняя просьба, — с такой необычной твердостью в голосе произнес Егор, что Иван даже вздрогнул и сразу понял, что выполнит желание отца, чего бы это ему ни стоило.
— А желание мое такое, — чуть помолчав, уже тише и спокойнее, но все так, же решительно продолжал Егор. — Когда я умру, а по моим приметам ждать остается недолго, меня нужно кремировать, а попросту, сжечь. А прах мой положить в железный ящик, отвезти в мою родную деревню и похоронить в одной могиле с Варварой. Вот и все.
Иван откинулся к стенке; его красивое бледное лицо выражало крайнее волнение, Виктор ходил взад и вперед по комнате и со стоном: «Эх-х-х!» бил с силой кулаком в ладонь другой руки.
А Егор спокойно встал и закостылял в сени, там что-то загремело, и через минуту он вошел, держа в руках небольшой железный ящик. Поставил его на лавку и, сказав только одно слово: — «Вот», сел на свое место.
Ящик со всех сторон был запаян, и даже верхняя его часть была облужена, стоило только закрыть крышку и запаять.
— Ну, так что, Иван?! — и с просьбой, и с нотками приказа в голосе проговорил Егор. — Сделаешь? Или кишка тонка?
Виктор остановился посреди комнаты и посмотрел на Ивана, который словно и не слышал отца, сидел и смотрел в окно.
— Да ладно, что уж так напирать на парня! Да и не к спеху оно, — начал было Виктор. Но Иван, решительно встав, сказал тихо, но твердо:
— Сделаю, отец. Всё сделаю так, как надо, — быстро оделся и вышел в коридорчик, там стукнула выходная дверь.
Прошел второй день пребывания у Егора. Солнце уже клонилось к закату, крепчал морозец, тихо, ни ветринки, даже вороны сидели на вершине большой, совершенно голой, а когда-то кудрявой березы и молчали. Вселенная переходила из одного времени в другое спокойно и привычно, так, как делает это уже миллиарды лет, и нет ей никакого дела до будней земных, до всего того, что творилось и творится на нашей грешной многострадальной земле, которая несется во вселенной маленькой ничтожной точечкой, подчиняясь всеобщим законам, чьей-то неведомой силе и чьим-то неземным приказам.
А на следующий день, гости, простившись с Егором, ушли. В школе, где учился Иван, закончились зимние каникулы.
Читать дальше