Альфред Мюссе - Секрет Жавотты

— Что в этом странного? Разве так уж необычно переодеться к обеду?

— Повторяю — берегись Гитаны! Она может понести и, хочешь ли ты того или не хочешь, примчать тебя прямо к ренон- вальской конюшне. А помнишь, как неделю назад, на празднестве в деревне, все та же маркиза, опять одетая во все черное, посадила меня, будто так и полагается, в свою карету, вместе с моей собакой и кюре, — а сама, рискуя, что увидят ее ножки, вскарабкалась в твой тильбюри?

— Что же это доказывает? Должен ведь был один из нас взять на себя эту повинность — занимать кюре.

— Разумеется! Но этот один — всегда я. Нет, я не жалуюсь на это, я не ревную. Но не далее как вчера, когда мы перед охотой съехались в назначенном месте, ей ведь вздумалось отослать коляску и забрать мою лошадь, которую я тотчас с изумительным великодушием уступил ей, — чтобы носиться по лесам рядом с вами, господин офицер? Нет уж, ты на меня не сетуй, я для тебя — само провидение. По совести говоря, тебе следовало бы не упорствовать в запирательстве, а подарить меня своим доверием и раскрыть мне свои тайны.

— Скажи на милость — какое доверие можно питать к такому вертопраху, как ты, и какие тайны я могу тебе раскрыть, если в твоих россказнях нет ни крупицы правды?

— Смотри, брат, берегись Гитаны!

— Ты меня раздражаешь своим припевом! Даже если бы мне и впрямь вздумалось сегодня вечером заехать в Ренон- валь — что в этом особенного? Неужели мне нужно было бы выискивать предлоги, чтобы просить тебя сопровождать меня, или, наоборот, чтобы уговорить тебя вернуться домой одному?

— Разумеется, нет; так же, как нечего будет удивляться, если мы увидим, что госпожа де Вернаж прогуливается по аллее, ведущей к замку. Правда, дорога, на которую ты предложил свернуть, гораздо длиннее обычного пути, — но что такое лишних четверть мили по сравнению с вечностью? Маркиза, наверно, слышала, как мы трубили в рожок; в порядке вещей, если она сейчас вдыхает вечернюю прохладу неподалеку от ворот парка, в обществе своего неизменного обожателя и соседа, господина де Ла Бретоньер.

— Признаюсь, — сказал Тристан, обрадовавшись случаю переменить тему разговора, — Ла Бретоньер наводит на меня смертную тоску. Непостижимо, что такая умная женщина, как госпожа де Вернаж, уделяет этому глупцу столько внимания и всюду таскает его за собой, словно тень.

— Спору нет, — ответил Арман, — он человек тупой, и его присутствие трудно переварить. Захолустный помещик в полном смысле слова, как бы созданный для того, чтобы разъезжать по соседям. Да, посещать соседей — его удел, я склонен даже сказать — это наука, которую он изучил, как никто другой. Я еще не встречал человека, который умел бы так уютно располагаться в чужом доме. Если обедаешь у госпожи де Вернаж — он тут как тут, на самом конце стола, посреди детей. Он перешептывается с гувернанткой, он кормит меньшенького кашей; и, заметь, он вовсе не тот обычный классический прихлебатель, который считает себя обязанным угодливо смеяться, как только хозяйка дома скажет острое словцо: напротив, будь он несколько смелее, он все бы хулил, всему бы противодействовал. Если задумают устроить пикник, — уж будь уверен, он объявит, что барометр стоит на «переменно». Расскажет кто- нибудь забавную историю или опишет какую‑нибудь диковину, обязательно окажется — он слыхал или видал кое‑что получше, но что именно, этого он не соизволит сказать, а только раза два качнет головой с таким скромным видом, что смерть как хочется влепить ему пощечину. Несноснейшее существо! Право, не успеешь и четверти часа поговорить с госпожой де Вернаж, когда он там, — и уже его недовольная, встревоженная физиономия вклинивается между нею и ее собеседником. Он не красавец, отнюдь нет! Не блещет остроумием, почти всегда молчит, но, по особой милости провидения, умеет, не говоря ни слова, быть докучнее любого болтуна — так несносна его манера наблюдать, как говорят другие. Но какое ему дело до этого? Он не живет своей собственной жизнью, а присутствует при том, как люди живут вокруг, и старается стеснять, приводить в уныние, раздражать всех живущих. При всем том, маркиза его терпит; она сочувственно выслушивает его, она его поощряет; честное слово, мне кажется, она его любит и совсем не желает от него избавиться.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Тристан, несколько смущенный последними словами брата. — Неужели ты думаешь, что такого человека можно любить?

— Не страстной любовью, разумеется, — пояснил Арман с выражением насмешливого безразличия на лице. — Но в конце концов, этот молодчик не урод! Он не женат, имеет изрядное состояние; как и у нас, у него небольшой замок, небольшая стая гончих и большущая старая колымага. А в глазах маркизы он имеет одно неоценимое преимущество: за десять лет она привыкла к тому, что он надоедает ей изо дня в день. Разреши мне сказать тебе по секрету: новый человек, офицер в отпуску, может ослепить и пленить на миг; но все козыри на руках у того, кто безотлучно на месте, не считая к тому же ловкости, как сказал Базилио.