Василий Шульгин - Три столицы

Следовательно, с точки зрения тактики, нам нечего упрекать друг друга. Тактика у нас одна. Что, впрочем, и естественно. При продолжительной борьбе обе стороны, путем взаимного перенимания, в конце концов сражаются одним и тем же оружием.

Эта одинаковость вытекает из необходимости. Мы, борющиеся, понимаем, что в век танков нельзя сражаться на средневековых кобылах, хотя бы и украшенных яркими перьями. Я говорю о демократиях, конечно.

Раз вера в мудрость большинства (а эта вера была самым грубым суеверием, какое знал мир) утрачена, то с самодержавием демократий кончено. Правда, большинство никогда и не управляло, управляло всегда меньшинство по существу. Но в демократических государствах это держалось в тайне.

Заслуга ленинизма и муссолинизма в том, что тайное стало явным: судьбами народа и человечества управляло, управляет и будет управлять объединенное меньшинство.

Разумеется, из этого вовсе не следует, что организованное меньшинство должно держать большинство в состоянии скотов бессловесных. Если вы это делаете, то вы делаете ошибку. Или же вы просто слабы. Муссолини умнее и сильнее: он сохранил парламент. (Нарастающее движение негодования: председатель водворяет тишину и затем обращается ко мне.)

Председатель: Подсудимый, я делаю вам замечание. В ваших интересах говорить так, чтобы я не лишил вас слова.

Подсудимый: Приношу свои извинения. Дело в том, что, когда доказываешь необходимость своего собственного расстрела, не всегда удачно выбираешь выражения. Но я хотел сказать, что советская конституция по существу вовсе не является рот затыкающей населению. Я считаю идею советов довольно удачной, а идею профессионального представительства, наряду с территориальным, заслуживающей самого серьезного внимания. Если бы выборы производились свободно…

Председатель: Они так и производятся.

Подсудимый: Не имея возможности в данной обстановке это опровергать, я иду дальше. Тем более что хотя это и важно, но не самое важное. Самое важное для меня в данную минуту установить, что руководительство страной при помощи организованного меньшинства вполне совместимо с предоставлением большинству широких политических прав. При этой системе организованное меньшинство стоит словно на страже основных и как бы непоколебимых принципов. Если на эти принципы покушаются, оно, организованное меньшинство, защищает их всеми средствами — словом и делом, пером и штыком… По этой причине (это в скобках) организованное меньшинство ни в коем случае не должно выпускать из рук реальную силу принуждения. Но пока на эти основные принципы не покушаются, в интересах организованного меньшинства не только дозволять, но всячески поощрять самодеятельность большинства во всех отношениях, в том числе и в политическом. Это и делается в Италии. Я же это говорю только к тому, чтобы показать, что коммунизм и фашизм, или, что то же, столыпинизм, муссолинизм и ленинизм (к этой плеяде блестящих имен примыкает и скромный шульгинизм), тактически близки друг к другу, являясь системами минористическими. Это, между прочим, весьма ярко подтвердил Ленин, сказав: «Если Россией управляло сто тридцать тысяч помещиков, то почему ею не могут управлять двести тысяч большевиков?» Теперь помещиков нет, но их с успехом заменит один миллион фашистов, когда большевиков не станет…

Председатель: Подсудимый, вы превращаете вашу речь в контрреволюционную агитацию. Знайте, что вашего «когда» — никогда не будет!..

(Слова председателя вызывают гром аплодисментов и служат сигналом к внушительной манифестации. Все встали и неистовствуют. Особенно неистовствовал мой контрабандист. Но стекла его, устремленные на меня, горели победным Заревом. Они говорили: «Будет миллион фашистов, будет!» Наконец это кончилось.)

Председатель: Подсудимый, продолжайте вашу речь, но без агитации. Иначе я лишу вас слова.

Подсудимый: Подчиняюсь. Но происшедшая манифестация немного вывела меня из течения моих мыслей. Она живо напомнила мне, что произошло в третьей Государственной думе, когда Столыпин произнес историческую фразу: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Мы тоже с таким же энтузиазмом приветствовали эти слова… (Голос с места с сильным акцентом: «А великие потрясения все-таки были. А где же ваша Великая Россия?» Смех. Звонок председателя.)

Подсудимый: Великие потрясения «все-таки» были. Но если бы я сказал, что они все-таки будут, то председатель лишил бы меня слова. Поэтому я хочу только повторить, что тактически коммунизм и фашизм имеют много общего, и в этом смысле нам нечего упрекать друг друга. Мы могли бы упрекать друг друга только в одном: в излишней, ненужной жестокости. В этом отношении вы страшно прегрешили, и, конечно, вы со временем расплатитесь. (Голос с места: «А ваши погромы?»)