Шодерло Лакло - Опасные связи. Зима красоты

Не прошло и получаса — эта скорость многое говорила о доверии, которое Барни питал к Россу Картеру! — как из облака дорожной пыли возникли два грузовика с подъемными кранами, а за ними целая вереница трейлеров; пыльная дымка заволокла горизонт, скрыв заодно и несколько отдаленных строений, куда Росс их так и не пригласил. Люди тут же взялись за погрузку под предводительством низенького апоплексичного человечка, которого Керия сразу признала, — она видела его в Гамбурге. Она обернулась к Барни, восхищенно взглянула на него: ну и ну, с виду этакий любитель «голосов железа», а все предусмотрел!

Убедившись в том, что погрузочные работы идут полным ходом, они распрощались с Россом, который, играя желваками, созерцал эту картину.

Заходящее солнце скрадывало природную скудость местности, выставляя напоказ великолепные, четкие тени кактусов и высохших деревьев. Зачарованная Керия так и ждала, что вот-вот на горизонте возникнет бесстрашный ковбой Джон Уэйн на своем горячем скакуне.

Войдя в номер, она со стоном повалилась на кровать: ой, я умираю от жажды!

Они молча, медленно пили. Душ окончательно привел Керию в чувство, напомнив ей историю шхуны, попавшей в грозу, и Барни, вытираясь, так впитывал ее, словно и сам умирал от жажды. Но только, кажется, от другой.

Я тебя держу! От этих слов у Керии жар приливал к щекам. Но внезапно она преисполнилась самоуничижения: там, в пустыне, уязвленный Росс Картер пробормотал: что ж вы — не доверяете мне? — и Барни, почти с нежностью указав на груды железа вдали, которые в результате небольшой ночной манипуляции вполне могли вырасти вдвое, похлопал толстяка по плечу: «Не огорчайтесь, папочка, я НИКОГДА и НИКО не доверяю».

— У меня бедное воображение… — Барни помолчал и продолжил с легкой горечью: — Или, вернее, у меня воображение прагматика; я бизнесмен до мозга костей.

Да уж, такой бизнесмен, что вечно попадался в ловушку: для него открытое, наивное женское лицо означало лишь чистые, бескорыстные мысли; ему и в голову не приходило, что и женщины могут быть дьявольски прагматичны. Но, даже и поняв это, он все же продолжал надеяться на лучшее: «Я, наверное, так и останусь навсегда двенадцатилетним наивным подростком, что вслушивается во дворе у дяди в пение железных соловьев… до меня все туго доходит».

Керия молча массировала ему затекшие плечи. Потом приникла к его спине, стиснула его руки: я люблю тебя!

Обернувшись, он обнял ее, сжал голову в ладонях, стал целовать стройную крепкую шею. Керия прикрыла веки; желание поднималось из глубин ее чрева — темное, конвульсивное, влажное, как затянувшаяся гроза…

Они долго отдыхали, с удовольствием ощущая блаженное изнеможение слившихся и неразделенных тел. Наконец Барни прошептал: долго они еще ждали?

Керия молчала.

— Я думаю, он все-таки пришел к ней за своим жабо.

— Ну нет, он заставил прийти ее первую — совсем как ты меня…

Изабель гляделась в зеркало «Конторы» — она увезла его с собою, как, впрочем, и клавесин. Когда любимые вещи сопровождают тебя, уезжать намного легче… Она надела белое льняное платье с голубыми фестонами. Аннеке вышила узоры по вороту — чтобы «оживить», так говорила она всякий раз, как уступала своей мании усложнять простоту вещей. Всем нам надобен жизненный багаж…

На пустой глаз легла повязка — тоже голубая. Я не красива, я больше, чем красива. Я ЖИВАЯ!

Она приколола кружева к вырезу, улыбнулась своему отражению. Узенькая каюта, где она жила с самого отплытия, то и дело освещалась вспышками молний. Коллен часто спал здесь, среди тяжелых, скрипучих сундуков, набитых холстами, полотнами, бархатом и кашемиром, шелком, тафтой и парчой, — хватит на одежду целой семье в течение… Сундуки источали ароматы восточных тканей и лаванды, погружавшие ребенка в мечтательное забытье. Но нынче вечером Коллен ночевал у своей крестной.

Изабель усмехнулась: ну и хитрющие эти бабы, вот чертовы сводни!

Она вышла, приблизилась к капитанской каюте — ни один звук не доносился из-за массивной двойной двери.

Изабель вошла. Стол был завален картами, бумагами, секстанами, подзорными трубами. Мокрая одежда, разбросанная по полу, словно указывала путь к приоткрытой двери в спальню. Арман молча глядел, как она идет к нему.

Позже Барни пробормотал ей в шею:

— Никак не могу избавиться от этих двоих, помоги мне. Скажи что-нибудь банальное, осязаемое, у тебя и это хорошо получится.

— Вот я и приплыла в свою гавань, — думала Керия, — но путника и в порту ждут дела. Он хочет чего-то конкретного, — ладно, пусть получает.