Генри Бестон - Домик на краю земли

Я вскарабкался на большую дюну — высочайшую вершину этих песчаных гор; лунная тень покрывала ее восточный склон особенно густо, но сам гребень тянулся навстречу небу и господствовал над топями и океаном. Вода в протоках была такой гладкой, что вспоминались лесные озера; темную пучину океана покрывала колдовская золотисто-зеленая лунная пленка. Я долго стоял там, дожидаясь, пока не побледнеет луна, вслушиваясь в дикую песню огромных птиц, потому что в ту ночь по небу протекала сама река жизни.

Маршрут этих перелетов, пересекая топи и дюны, проходил над локтем Кейп-Кода, который указывал направление птицам еще дальше, к необозримым водным просторам. Перелетные стаи были большие и малые; иногда небо пустело, порой переполнялось все заглушающими криками, постепенно замирающими над морем. Нередко я слышал лишь посвист крыльев, а иногда видел и самих птиц — они летели всегда очень быстро, — однако мне никогда не удавалось проводить их взглядом до конца, то есть до тех пор, пока они не уменьшались до размера точки на лунном небосводе…

Наступает апрельское утро, весна шествует по дюнам, но океан все еще цепляется за полы зимы. День за днем солнце щедро разливает свое великолепие по водной равнине — этакое властное хозяйничанье ослепительного света, — но зеркало Атлантики не спешит упиваться его теплом. Случайное облако, закрывшее солнце, набежавшая тень — и в то же мгновение океан возвращается обратно в февраль. Однако никакая тень не в состоянии проделать то же самое в дюнах. Под лучами апрельского солнца бугры и склоны этой великой стены окрашиваются в странные тона, приятные для глаза. Тона эти изменчивы и тонки, как отражения в водоеме. Господствует бледно-оливковый оттенок, который скорее похож на цветовой призрак, часто видимый на холмах Прованса, рождающийся от смешения бледности песка, белизны прошлогодней травы и смело пробивающейся зелени молодых стеблей.

Птицы открытого океана: лысухи или турпаны, морские утки, нырки, гаги и свиязи, гагарки и их сородичи — практически покинули Кейп-Код, вернувшись на северные гнездовья. Им принадлежат озера Манитобы, всхолмленные ледники Гренландии, тусклые травы тундры. Весенний перелет на Кейп-Коде не насыщает пространство и время пернатыми, как это бывает в период осенних перелетов. Под настоятельным воздействием собственных инстинктов, следуя повелениям природы, птицы обрели озабоченный вид; групповые перелеты совершаются по ночам значительно чаще по сравнению с тем временем, когда птицы направлялись на юг.

Первыми прибрежными птицами, остановившимися здесь по пути на север, были «кольцешейки» — полуперепончатые песочники Charadrius semipalmatus. Если осенью я провожал последними неудачников — отставших птиц, то на этот раз пионерами-одиночками оказались искатели приключений. Второго апреля я заметил одинокого песочника, удравшего от меня бегом по верхнему пляжу. Пятого я встретился с другим авантюристом. Восьмого обнаружил стайку из дюжины птичек. С той поры я вспугивал их несколько раз, невольно заставляя кружить над бурунами с жалобными, мелодичными криками. Голос этих птиц сильно напоминает пение свистящей ржанки Charadrius melodus, однако не обладает таким же чистым, словно у флейты, тоном, присущим этой пташке.

Начиная с пятого апреля небольшая группа олушей Maris bassana принялась за рыбную ловлю мористее «Полубака». Олуши давно уже стали моими любимцами. Слово «белые», применимое к цвету их оперения, допускает множество тонких оттенков: одни птицы — желтовато-белые, некоторые — с примесью цвета слоновой кости, иные выделяются розоватой белизной. И все же, на мой взгляд, олуши отличаются самой безупречной белизной, какая только может существовать в природе. Кроме того, кончики их крыльев черны сверх всякой меры. Птица очень велика: орнитологи приписывают ей длину от тридцати до сорока дюймов. Олуши способны использовать крылья как пару складных стабилизаторов. Когда океан и небо покрыты полуденной синевой, зрелище этих птиц, занятых нырянием, очаровательно в проявлении жизни и игры цветов. Ударяясь о поверхность воды, они поднимают в воздух стройные фонтаны. Птицы, ныряющие напротив «Полубака», парят на высоте сорока — пятидесяти футов над морем, высматривая рыбу на отмели бара. Завидев добычу, они пикируют на нее, словно подоблачные молнии. Соприкосновение каждого тела с водой поднимает фонтанчик. Когда рыба изобилует на баре, эти живые грузила ныряют непрерывно, поднимаясь вверх и падая снова. Вся водная поверхность бара усеивается тогда стрелками брызг. Подобно кольцешейкам, олуши находятся в пути на север, к своим гнездовьям.