Эрвин Штриттматтер - Чудодей

— Ага!

Жандарм осмотрел баночки с мазями на подоконнике. Ринка не поднимал глаз.

— Ты что тут делаешь?

Никакого ответа. Жандарм схватил с подоконника проволоку. Ринка вскочил и схватил жандарма. Жандарм глянул на разгоряченного Ринку. Ринка подмигнул. Жандарму показалось, что он его понял.

— Адская машина, да?

Ринка подмигнул. Жандарм уже не осмелился хватать проволоку голыми руками. И схватился за саблю. Сабля обычно висела у него на ремне. Сабля? А где же он оставил саблю? Наверное, на велосипед повесил и двумя зажимами закрепил.

Густав втолкнул Станислауса в горницу. Станислаус, как всегда, был усыпан веснушками, а папа Густав бледен как полотно. Итак, жандарм уже осматривал эту комнату чудотворца служебным взглядом. Ринка подмигивал.

— Я вам нужен, господин жандарм? — спросил Станислаус.

— Ха, гляньте-ка на этого чудотворца! Тоже мудрец называется, а не знает, что мне нужно.

Молчание. Станислаус сказал, помешкав:

— Я знаю.

— Знаешь? Так скажи! Давай!

— Ваша длинная сабля, господин жандарм, пропала.

— Пропала? Ха-ха! Да она на велосипеде висит, тоже мне чудотворец!

— Там нет сабли, господин жандарм.

Жандарм вышел на двор. На велосипеде сабли не было. Господин обер-вахмистр в задумчивости вернулся в горницу.

— Сабля у меня дома. Я сам вчера ее в шкаф засунул. — Он посмотрел на Густава. — А что касается ясновидения, это, понимаешь ли, запрещено, да ты и сам знаешь. Я на днях опять загляну, и чтоб никаких чудес, ясно?

Густав молча кивнул. И с этим кивком рухнул весь тот мир, который он с такими трудами создавал в последние недели. Он снова был безработным.

Графиня изобличила графа. Его застали с гувернанткой в охотничьем домике. Гувернантку графиня уволила.

Девица издалека писала графу слезные письма. До графа они не доходили. Графиня оказалась щедрее его. Ее белая ручка крепко держала почтальона. Граф на это уже не обижался. Он ведь не для того ходил в лес с небезызвестной мадемуазель Аннет, чтобы расширить свою переписку. Однако его обижало то, что его дражайшая супруга добилась, чтобы два его сына-гимназиста взирали на своего почтенного родителя с затаенной насмешкой. Вы, папенька, оказывается, интрижки на стороне заводите! Хо-хо-хо!

Граф потребовал объяснения с графиней.

— Как далеко вы, милостивая государыня, намерены зайти в раздувании этого мелкого, я даже не знаю, как назвать, поступка, что ли?

Графиня ответила, почти не разжимая губ:

— Верность и преданность сломать даже легче, чем эти бриллиантовые часики на моей руке, неужели вы этого не знаете, сударь? — И она тонким белым пальчиком постучала по крохотному произведению ювелирного искусства.

— Если я не ошибаюсь, эти часики подарил вам я! — заявил граф, глядя на написанное маслом грубое подобие графини. — И насколько я помню, я вообще делал все, чтобы сохранить и привести в порядок имение и имущество вашего отца, если мне позволено об этом упомянуть. Я взываю к справедливости.

Глаза графини увлажнились.

— Я бы постыдилась, ваше сиятельство, так смешивать дела с любовью.

Разговор был окончен. Граф нисколько не стыдился своего ловкого маневра. Он вновь стал полноценным членом семьи в этом дворце. Его лакей Йозеф, эдакий дворцовый призрак с бородкой клинышком, даже разузнал, как графиня напала на след супруга.

— Мальчишка?

— Мальчишка, ваше сиятельство, настоящий чудодей.

— В моей деревне?

— Ну в точности практикующий врач — и кресло кожаное у него, и библиотека, и лекарства со всего света.

Граф в халате стоял перед зеркалом и снимал наушники, чтобы придать своему приказанию твердость.

— Изгнать!

Дворцовый призрак едва заметно поклонился:

— Госпожа графиня покровительствуют мальчишке, если мне позволено будет заметить, ваше сиятельство.

— Госпожа графиня пусть занимается церковными делами, а мирскими займусь я.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но я позволю себе дать совет: это сомнительный случай. Говорят, мальчишка, осмелюсь сказать, взыскан Божьей милостью.

Граф разглядывал в зеркале свои гладко прижатые усы.

— Взыскан Божьей милостью? Тогда пусть за дело возьмется жандарм, да поживее!

Густав разорял приемную чудодея. И вздыхал при этом. Полочка с двумя медицинскими книгами и подаренной учителем Клюглером «Психологией больных, страдающих ночным недержанием мочи», а также Библией, осталась в горнице. Может же человек иметь в доме несколько книжек! Для мазей Густав соорудил полочку в уборной, на случай обыска.