Мерлин бережно передал книгу юноше, который раскрыл ее так небрежно, что сердце букиниста на миг ухнуло вниз, и пролистал страницы с помощью большого пальца.
— И ни одной тебе картинки, а? — прокомментировал он. — Ну что ж, дружище, назовите цену — давайте! Мы не прочь заплатить вам по справедливости, хотя с какой стати — мне не по уму.
— Сто долларов, — сдвинув брови, произнес Мерлин.
Молодой человек изумленно присвистнул:
— Да ну? Вот это да! Но вы не с плантатором имеете дело. Я человек городской, моя бабушка — тоже, хотя и допускаю, что для содержания ее в исправности требуется льготное налогообложение. Ладно, даю вам двадцать пять долларов — и, согласитесь, это довольно щедро. У нас на чердаке уйма книг — валяются вместе с моими игрушками: все они были написаны задолго до того, как этот старикан-автор на свет появился.
Мерлин напряженно выпрямился в позе негодующего педанта:
— Ваша бабушка выдала вам на это приобретение двадцать пять долларов?
— Нет. Она выдала мне пятьдесят, но ожидает получить сдачу. Уж я-то ее знаю!
— Передайте ей, — с достоинством проговорил Мерлин, — что она упустила крайне выгодную покупку.
— Даю сорок, — упорствовал молодой человек. — Ну же, будьте благоразумны и не пытайтесь нас ободрать…
Мерлин развернулся с бесценным томом под мышкой и вознамерился было вернуть его на место в особый ящик своей конторки, однако тут возникла неожиданная помеха. Входная дверь скорее распахнулась, нежели просто открылась, с неслыханной торжественностью и впустила в темное помещение царственную особу, облаченную в черный шелк и меха, которая, ни минуты не медля, устремилась к нему. Сигарета выпала из пальцев юного горожанина, и он невольно чертыхнулся, однако явление особы произвело самое поразительное и совершенно неслыханное воздействие именно на Мерлина, причем настолько сильное, что главное сокровище книжной лавки выскользнуло у него из рук и улеглось на полу рядышком с сигаретой. Перед ним стояла Кэролайн.
Это была старуха — старуха прекрасно сохранившаяся, на редкость привлекательная, необычайно стройная, но тем не менее старуха. Ее красивые, мягкие, как шелк, седые волосы были тщательно уложены и украшены драгоценностями; на лице — слегка подрумяненном на манер великосветской дамы — проступала сетка морщин, в особенности у глаз, а от носа к углам рта пролегли две глубокие складки. Близорукие глаза смотрели брюзгливо и недоброжелательно.
Но, вне сомнения, это была Кэролайн: те же черты, хотя и разрушенные временем; та же фигура, пусть высохшая и одеревенелая; та же манера держаться, безошибочно узнаваемая по сочетанию чарующей дерзости и завидной самоуверенности; а главное, тот же голос, надтреснутый и дрожащий, однако сохранивший ноту, все еще способную внушать водителям желание развозить белье из прачечной, а воспитанным в городе внукам — растерянность, заставлявшую ронять сигареты на пол.
Кэролайн остановилась и втянула ноздрями воздух. Ее взгляд обнаружил на полу сигарету.
— Что это? — вскричала она. Вопрос прозвучал не вопросом, а протяжной литанией, состоявшей из подозрения, обвинения, доказательства и приговора. В оттяжке Кэролайн не нуждалась. — Руки по швам! — скомандовала она внуку. — Встать прямо и выдохнуть из легких никотин!
Молодой человек с беспокойством смотрел на бабушку.
— Дыши! — велела она.
Молодой человек слегка округлил губы и выдохнул.
— Дыши! — повторила Кэролайн еще более властным тоном.
Молодой человек снова выдохнул — нелепо, беспомощно.
— Ты сознаешь, — отрывисто бросила Кэролайн, — что за пять минут ты лишился пяти тысяч долларов?
Мерлину на мгновение показалось, что молодой человек с мольбой упадет на колени, но таково уж благородство человеческой натуры: он продолжал стоять на месте и даже еще раз выдохнул — отчасти от взволнованности, а отчасти, безусловно, в смутной надежде вновь снискать утраченное расположение.
— Ты осел! — крикнула Кэролайн. — Еще раз, только один раз, это повторится, и ты вылетишь из колледжа и отправишься на работу.
Эта угроза настолько потрясла молодого человека, что он побелел — сделавшись еще бледнее, чем это было свойственно ему от природы. Однако Кэролайн на этом не закончила:
— Думаешь, я не знаю, кем меня считают и ты, и твои братья — да-да, и твой дурень-отец? Знаю. Считаете, что я в маразме. Считаете, будто я уже ни на что не гожусь. Так вот нет! — Она ударила себя в грудь кулаком, словно демонстрируя физическую несокрушимость. — И мозгов у меня останется больше, чем у вас всех, вместе взятых, было от рождения, даже тогда, когда вы солнечным деньком положите меня на стол в гостиной!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу