Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]

— Раз уж вы здесь, мистер Энгельс, можете вернуть свой пропуск мне, чтобы не заходить потом в отдел. Надо полагать, пропуск больше вам не понадобится.

Креншоу извлек из бумажника синюю карточку. Взяв ее, начальник тюрьмы пожал ему руку на прощание.

— Еще один вопрос, — сказал Креншоу, когда тот уже повернулся уходить. — Где расположено… где то самое окно лазарета?

— Оно выходит во внутренний двор, отсюда вы его не увидите.

— Понятно.

Начальник ушел, а Креншоу еще долго стоял на том же месте, и по лицу его текли слезы. Пытаясь собраться с мыслями, он начал вспоминать, какой это был день недели. Наконец вспомнил: суббота. По субботам дважды в месяц тридцать лет подряд он приходил сюда для встречи с Изувером.

Но через две недели они уже не увидятся. Теперь Креншоу был одинок в своем отчаянии.

— Вот он и умер, — произнес он вслух. — Он меня покинул.

Последовал протяжный вздох, в котором соединились печаль и страх.

— Я его потерял… последнего друга… теперь я совсем один…

Он продолжал повторять эти слова, когда покидал тюремную территорию; в какой-то момент пола его пальто застряла между створками массивных ворот, и охранник, вновь приоткрыв их, услышал все то же бормотание:

— Я один… вот и конец… теперь я совсем один…

Он еще раз пришел сюда много недель спустя, заявив, что хочет повидаться с Изувером.

— Но ведь он умер, — напомнил ему начальник тюрьмы.

— Ах да… — молвил Креншоу. — Как-то вылетело из головы…

И он пошел прочь, глубоко утопая ботинками в белоснежной, алмазно-искрящейся поверхности равнины.

Понятно, я ведать не ведала, во что вляпаюсь, иначе ни за какие коврижки не согласилась бы туда ехать. Да пропади они все пропадом со своей армией — и то сказать, одно название что армия, а на деле просто сборище придурков, трусы желтопузые. [8] Во многих странах Европы и Америки бытовало мнение, что печень трусов лишена крови и потому имеет желтый оттенок. А началось все с того, что моя подруга Нелл как-то возьми да и скажи:

— Нора, ты погляди, что творится: Филадельфия будто вымерла, как и Балтимор. Этак и мы с голоду загнемся этим летом.

А перед тем она получила письмо от одной из наших девчонок, в котором говорилось о их жизни в «славной старой Виргинии». Мол, солдатики нынче при деньгах, и проторчат они там до конца лета, если только мятежники не сдадутся раньше. Жалованье идет им без перебоев, так что смазливая да опрятная девчонка запросто может брать с клиента по… черт, забыла, по сколько… Хотя чему тут удивляться — после того, что с нами приключилось, недолго и собственное имя позабыть.

Вообще-то, я привыкла к порядочному обхождению — так уж выходит, что развязные поначалу мужчины потом делаются со мной уважительными, и я никогда не попадаю в такие истории, как некоторые девчонки, когда их бросают в незнакомом городе, а то еще и кошелек сопрут.

Ах да, я начала рассказывать о том, как мы отправились в армию, которая стояла в «славной старой Виргинии». Чтоб я еще когда связалась с этой армией — да ни в жизнь! Слушайте дальше и поймете почему.

Путешествия мне не в диковину, и знавала я их в лучшем виде — когда была еще маленькой, папа однажды возил меня на поезде в Балтимор аж из пенсильванского Йорка, [9] От Йорка, штат Пенсильвания, до Балтимора около 70 км по железной дороге. где мы тогда жили. Ездили в ту пору со всеми удобствами, что и говорить, — нам даже дали такие подушечки, чтобы мягче было сидеть, а по вагонам ходили торговцы с корзинами яблок и апельсинов. Идут и кричат нараспев: «Апельсинов кто желает? Яблоки спелые, сочные! А вот пиво — кому пива?» Да сами знаете, небось, как оно бывает в поездах — только пиво я там не брала, потому что…

Хорошо-хорошо, продолжаю… Вам, мужчинам, интересно слушать только про войну, но если все войны похожи на ту, какую видела я, чтоб им всем…

Ну так вот, значит, на вокзале всех женщин посадили в один вагон. Билеты проверял вертлявый такой тип, он подмигнул нам и говорит: